Елена Белова - Ната. Педагогика.

МЫ ПЕРЕЕХАЛИ. СЕЙЧАС ВЫ БУДЕТЕ ПЕРЕМЕЩЕНЫ.

http://anachita.narod.ru
www.liveinternet.ru/users/azizula/

В последнее время Игорь и Валя много ссорились, и эти ссоры часто касались вопроса воспитания Наташи. Игорь был отчимом Наташи, но баловал её так, как не балуют и родные отцы, а Вале это не нравилось — она считала, что Игорь портит её дочь, может быть, даже умышленно. Обнаружив, что дочь стала воровать семейные деньги, Валя получила лучший аргумент в споре с Игорем. — Мы, по твоей милости, покупали ей дорогую одежду, кормили одними деликатесами, давали деньги, от домашней работы освободили... И что получили? Воровку! Девке тринадцать лет, а она одета как царица какая-то! — А что — она должна в рванье ходить, как эти ваши коммунары? — А почему бы и нет?! Мы — коммунары, быдло, а она, значит, должна быть воровкой и воровать у родителей?! Всё ведь было, чего ещё ей требовалось? Ты даже ей колечки купил для сисек и пизды. — Это — модно и красиво, что в этом плохого? — Но она их даже не вставила — боли испугалась! А причёски, туфли, косметика! А в школу почти не ходит, только на постели валяется да по кабакам шляется. — Не по кабакам, а по ночным клубам. Девочка мечтательная, у неё тонкая натура. — Тонкая натура, а нахамить — запросто! Тонкая натура — значит, можно воровать?! А не жалко, если в тюрьму сядет — со своей тонкой натурой?! — Ну что ты! Она же тихая, женственная. Какая из неё преступница?! — Не преступница, так наркоманка. Женственная? Да она просто избалована и распущенна донельзя! Матерится хуже пьяного грузчика, да ещё и на мать! Меня ни во что не ставит — я для неё грязь, деревенщина, а теперь до воровства докатилась. Всё! С тридцатого мая я в отпуске; еду домой, и увожу её на всё лето — сама займусь её воспитанием, пока не поздно. Отпуск кончится — Ира мне поможет. Прежде Игорю удавалось отстаивать свою правоту, но факт воровства оказался слишком серьёзным аргументом, да ещё и не единственным, и он вынужден был уступить. На дачу семейство отправилось даже раньше, чем намечала Валя — 28 мая. Отвезя Валю и Наташу в посёлок на своей машине, Игорь сразу уехал в Москву, не желая принимать участия в дальнейших событиях. Этот сельский дом в Тверской области принадлежал Вале; в нём она жила с детства до встречи с Игорем, и стала его единственной хозяйкой год назад, после смерти отца. В отсутствии хозяев, Валина сестра Ира пользовалась огородом, как своим, поддерживая в нём порядок; работающая в Москве Валя могла приезжать в посёлок только во время отпусков, но продавать дом она не хотела, опасаясь слишком сильной зависимости от Игоря с его квартирой. Уже после того, как Валя переехала в Москву, а в доме остался только её отец, там появилась вода, газ, и отопление, работающее на газе, что сделало проживание более комфортным — прежде приходилось довольствоваться печкой, мыться в бане и таскать воду с улицы. В установку этого оборудования вложилась и Валя, и её отец; сделали это вовремя — вскоре началась дикая инфляция, и те, кто копил деньги всю жизнь, остались ни с чем. Наташа провела в этом доме первые два года своей жизни, после чего переехала в Москву. Девочка была не выше большинства своих ровесников, симпатичной, слегка полноватой, выглядела на свой возраст. Осмотрев дом, Валя вытащила из гардероба свой старый сарафан, переоделась в него, включила воду, электричество и газ, проверила газовое отопление и плиту — все системы работали. Дом, пустовавший с прошлой осени, требовал хорошей уборки, и Валя решила сразу включить в работу Наташу. — Тебе надо — ты и убирайся. Можешь хоть сиськами пол подметать! — заявила Наташа, продолжая валяться в одежде на постели. Валя ожидала такой реакции, и знала, что надо сразу дать понять дочери, что здесь такие выходки не пройдут; она принесла грязный халат, силой сняла с девочки туфли и дорогое платье, которое терпеть не могла; бросила его в ведро с водой. — Пол будешь мыть своим платьем. Надевай халат и начинай уборку! — Пошла ты в жопу со своим халатом! — А ты пойдёшь в баню, голой! — Ну и пойду, голой! — Наташа сняла трусики и швырнула матери, — довольна, коммуняка чёртова?! — Да, довольна! Сама пойдёшь, или тебя силой тащить? — Сама пойду! — дерзко ответила Наташа, ещё больше успокоив мать. Валя повела Наташу в баню; силу применять не пришлось — с чувством морального превосходства невинной мученицы, девочка вошла в предбанник сама. — Вот тебе ведро для ссанья; будешь тут до утра сидеть, на хлебе и воде. — Ну и ладно, посижу, — ответила Наташа, и села голым задом на коврик. Заперев дочь, Валя отправилась к сестре. Ире было тридцать четыре года, Вале — тридцать один, а их дочери были почти одного возраста. Валя родила Наташу рано, без мужа, а Ира, когда-то критиковавшая за это Валю, сама вскоре потеряла мужа-алкоголика, который замёрз, уснув в канаве, в то время как Валя, наоборот, нашла обеспеченного москвича Игоря. Обе сестры были среднего роста, светлые, без лишнего веса, но Валя имела более привлекательную внешность, чем её сестра, а, кроме того, была поумнее. — Пусть посидит на хлебе и воде, — сказала Валя, рассказав сестре о своей проблеме. — Нет, это не правильно — на хлебе и воде просто истощает. — А просто так ей там сидеть, кажется, по фигу. Хотя, это тоже хорошо. — Нужно что-нибудь получше придумать. На цепь хоть посади, у меня осталась от собаки, — посоветовала Ира. — У меня же карцер сохранился, куда отец нас сажал! Надо опять туда уголь насыпать. — Возле дороги полно гравия — когда дорогу засыпали, так и оставили целую горку; можно взять тележку, и привезти. — Отличная идея! Так и сделаю, а то слишком уж она изнеженная. Вечером Валя дала дочери хлеб и воду. — У тебя ещё есть время, чтобы вымыть пол, иначе останешься здесь на ночь. — Уж лучше я здесь поторчу. — Торчи, — согласилась Валя и закрыла девочку в бане. Закутавшись в половик, Наташа некоторое время предавалась размышлениям и фантазиям, затем уснула. Утром мать открыла дверь, разбудила дочь, снова дала ей хлеб и воду, а когда Наташа поела — швырнула ей всё тот же грязный халат. — Опять этот сраный халат! Хоть постирала бы! — Потом сама постираешь, а сейчас работать надо. Или я тебя выпорю и оставлю здесь. Запирая Наташу в заваленном тряпками и деревяшками предбаннике, Валя запирала дверь в баню, поэтому свободного места было мало; спать приходилось на полу, закутываясь в тряпки и половики. Это не оказалось, вопреки ожиданиям Наташи, большим неудобством; наказание напоминало ей приключение, а отсутствие одежды придавало некоторую романтичность. Сидя в бане, Наташа предавалась чувству ненависти к матери, мысленно проклинала её и представляла, как она отомстит за это когда-нибудь, как привяжет в этой бане мать и тётку, и будет приходить сюда, чтобы кормить их говном, поить мочой, и каждый день отрывать по кусочку кожи, и так будет длиться годами — то-то они помучаются! — Не могу я его надеть, он гадкий и вонючий! Уж лучше голой останусь! — Ну и правильно — работай голой, а стыдиться здесь некого. Соседка тоже часто голой ходит, а сейчас и её нет. Наташа вышла из бани, ёжась, прошла по выложенной плиткой дорожке до дома. — Чёрт, холодно! Хоть бы обувь дала. — Обойдёшься босиком. Мать дала Наташе сухое ведро; вместо тряпки в ведре лежало её любимое платье, которое мать, стаскивая с неё, порвала. Фыркнув, Наташа взяла ведро и пошла наливать воду. Мыть пол она не умела, и Валя, стоя над ней, поучала, тыкала в плохо промытые места, заставляя их перемывать. Грязные брызги с тряпки летели на её тело и на лицо; от неудобной позы тело сразу начало ломить. В глаза со лба стекал пот, который хотелось поскорее вытереть, но вытирать лицо грязной рукой Наташа не решалась. Как она ни жаловалась на все эти неприятности, грозившие испортить её внешность и подорвать здоровье, мать не уступала, и к обеду работа была выполнена. На обед мать дала дочери жареную рыбу, бутерброд с маслом и сладкий чай. — Поработала — можешь и пожрать. Если будешь хорошо работать, буду и мясо давать. — У меня теперь всё тело болит! Что я — крестьянка, чтобы так ишачить?! — Да, ты теперь — крестьянка! Привыкай к этой мысли! — убедительно сказала Валя. — Пожрала — убери со стола, собери крошки с пола и вымой посуду, а потом выстирай халат — тебе придётся его носить. Наташа взяла вонючий халат и отправилась в ванну; стиральная машина в доме была, но не работала, а стирать вручную она не умела; ручная стирка оказалась очень утомительным процессом, но она старалась получше отстирать этот мерзкий халат; постирав, старательно его прополоскала, кое-как отжала и повесила сушиться. — Высохнет — можешь заштопать, а можешь и рваным оставить. А теперь надо огород полить. — Ты что — совсем озверела?! Мне уже плохо, меня тошнит, голова кружится, в висках стучит и всё тело болит! — Значит, снова отправишься в баню. Кстати, ты мне вчера сказала, чтобы я сиськами пол подметала — может, покажешь, как это делается? Смотри — пыль осталась в углу. Покажи, поучи меня, как сиськами пол подметать! — Покажу, если повторять будешь, — заинтересовалась Наташа. — Постараюсь научиться, — серьёзно сказала мать, развеселив Наташу. Это заявление подняло Наташе настроение, и она принялась показывать, тыкаясь в указанное место своей маленькой грудкой, что казалось ей прикольным; Валя смотрела с серьёзным видом, как будто изучает этот процесс. — Нет, всё равно грязь осталась. Твой метод неэффективный, и я его изучать не буду, — так же серьёзно сказала Валя. — Ладно, вечером покормлю. А теперь иди в баню. Или поработай — тогда ляжешь спать в доме. — Нет, лучше в баню пойду — мне и там неплохо. — Иди, а я тебя и запирать не буду — может, надоест сидеть, выйдешь и поработаешь. — Херушки, не дождёшься! Наташа отправилась в баню и просидела там до вечера — она была сыта, а работать совсем не хотелось. Валя разрешила взять ручку и тетрадку, и Наташа записывала свои размышления, рисовала виселицы, цепи с крючьями, висящих человечков. Вечером Валя дала ей щи, кашу с маслом и чай. Дневная выходка матери показалась Наташе прикольной; Вале тоже понравилось, что дочь проявила такую выдержку — за это можно было простить её упрямство. Грубоватый тон дочери чем-то нравился Вале, и она не хотела заставлять дочь придерживаться «хороших манер» в обращении с ней — «барышни» у Вали вызывали отвращение. Наташа снова переночевала в бане; дверь на улицу оставалась незапертой. Утро на радость Наташе было немного теплее предыдущего. — Как в бане спалось? — ухмыляясь, спросила утром Валя. — Неплохо, и даже забавно. — Это хорошо, — улыбнулась Валя. — Пошли, пожрём! Посадив Наташу за стол, мать дала омлет, бутерброд с маслом и стакан чая; девочка с жадностью всё съела. — Пожрала — вымой посуду. Останется грязь — грязью и накормлю. — Какой ещё грязью? — Грязной! Накормлю, тогда узнаешь, — ухмыльнулась мать. Наташа поверила, и посуду мыла старательно, проверяя, не осталась ли грязь; мать осталась довольной, во всяком случае, не стала кормить девочку грязью. Закончив мытьё посуды, Наташа понюхала высохший халат — теперь он не вонял; она зашила порванные места, надела его и показалась матери. — Нормальный халат, почти как новый, — заметила Валя — А ты обещала меня хуже всех одеть! Дашь самое рваное рваньё? — Поищу, раз так просишь, — усмехнулась Валя. — Может, платье возьмёшь, которым ты пол мыла? Оно как раз рваное. — Возьму. Может, перешью, и что прикольное получится. — Дам тебе твой купальник и ещё кое-что для прикола. Валя принесла узкий купальник Наташи, обещанное платье, белые женские байковые трусы с синими цветочками и белый топик из тонкой, как у мужской майки, ткани. — Вот прикол-то! — развеселилась Наташа, померив трусы и топик. — А пока я лучше голой останусь — приятно так в такую погоду. — А я боялась, что ты сразу оденешься, — улыбнулась Валя. — Так и оставайся — голой и босой. Так ты мне больше нравишься. — Ага, клёво так! — улыбнулась Наташ. — А обувь дашь? — А на хуя тебе обувь? — усмехнулась Валя. — Обходишься босиком, и обходись — так и привыкнешь. Обувь твоя в галошнице лежит — можешь взять. Ещё вчера хотела сказать, когда ты пол вымыла, но ты раскапризничалась и пошла в баню, а обувь ты и не спрашивала. — Лучше я буду босиком привыкать — может, всё лето так обойдусь. — У меня, действительно, была такая мечта — продержать тебя босой всё лето, или хотя бы до конца отпуска. В Москве у тебя было всё, что пожелаешь, сверх всякой меры, а я бы на время лишила тебя всего, и ты бы жила, как последняя нищенка, с той лишь разницей, что я тебя всё же кормила бы нормально. Вот бы ты натерпелась, и узнала бы другую сторону жизни, что было бы тебе полезно. А мне бы, конечно, пришлось тогда с тобой повоевать — представляю, что бы ты вытворяла! Конечно, всё это — только фантазии, и я бы так не поступила. — И обуться бы ни разу не дала? — Постаралась бы ни разу не дать. Дала бы только в настоящий холод. Может, дала бы какие-нибудь рваные чуни для очень плохой дороги, чтобы тебя не пришлось волочить, или просто привязала бы что-нибудь к ногам. — Жестоко, но красиво! А можно гонять в плохую погоду и по плохим дорогам, выгонять голой под дождь, а к обычной еде добавлять нищенскую пищу или какую-нибудь такую бяку. Давай, поживу так до конца твоего отпуска — интересно так! — Ну, Наташа!… С тех пор, как мы сюда приехали, ты меня всё время удивляешь и даже радуешь! Такого поступка я от тебя никак не ожидала, и он будет меня радовать, даже если ты не вытерпишь — буду рада самой попытке! Если обойдёшься так до конца отпуска, у меня радости хватит на весь год. А ты получишь пользу, включая моральную и познавательную. — А чего ещё ты меня лишить хочешь? — Кажется, мы уже со всем разобрались. Лишила бы праздности, хорошей одежды, денег, деликатесов, мягкой постели и других удобств. Работать я тебя заставлю — в этом я не уступлю, лишних денег я тебе не дам, а значит, и деликатесов ты не купишь, второй кровати у меня просто нет, а на всё остальное ты, кажется, сама согласилась. Постараюсь познакомить тебя с разными трудностями; с некоторыми ты уже познакомилась, и они тебе понравились, чего я тоже не ожидала. Может, и это всё тоже тебе понравится. Раз ты так хочешь, буду и под дождь выгонять, и по плохим дорогам гонять, и всяким дерьмом кормить. Будешь ходить голой, а одеваться только с моего разрешения. Если требуется что-то к этому добавить — скажи. — А ты забери всё, как хотела, чтобы у меня вааще ни хуя не было! — Ладно, заберу. Только воевать с тобой не буду — немного поупорствую, и отдам. Или, ты хочешь, чтобы я не сдавалась, даже если ты вопить будешь? — лукаво спросила Валя. — Конечно, не сдавайся! — Молодец, рисковая! Ладно, раз уж ты так рискнула, я тоже напрягусь и не уступлю, сколько бы ты ни кричала, — пообещала Валя. — А теперь мы пойдём за гравием. — Гравий таскать? Чёрт, опять — вкалывать! — Конечно! Всё лето будешь вкалывать, каждый день, да ещё — босиком! А знаешь, для чего нужен гравий? — усмехнулась Валя. — Карцер для тебя делать будем, на тот случай, если снова придётся тебя наказать. Зато, тебе больше не придётся сидеть на хлебе и воде. Но сперва надо всё барахло оттуда вытащить. Пойдём, покажу! Валя отвела девочку в заднюю часть дома, и Наташа увидела, что карцер — это обычная маленькая комнатка, напоминавшая кладовку, а необычным в ней было то, что она имела снаружи крепкую щеколду и маленькое окошко в двери над порогом, в которое можно совать еду «арестанту». — Охуеть! Прямо, как в тюрьме! — Будешь воровать — попадёшь в настоящую тюрьму, а здесь ты к ней хоть как-то подготовишься, — усмехнулась Валя. — Ну, сделаешь эту работу? Не ты, так я сама сделаю — тебе же хуже будет. — Вот прикол — карцер для себя делать! — развеселилась Наташа. — Ладно, поработаю. — Хороша девка! — улыбнулась мать, похлопав дочку по заднице. — А теперь тело загрубеет. — И станет лучше, а то слишком рыхлое, — ответила Валя, потрепав Наташу за складку кожи на боку. Наташа сама была недовольна ватной рыхлостью тела и полнотой, вызванной чрезмерным употреблением сладкой и мучной пищи; она завидовала некоторым знакомым девчонкам, которые были намного полнее её, но имели очень упругие тела. Она не редко думала о том, что ей тоже стоит подкачаться, но уж очень не хотелось так напрягаться. Обычно Наташа злилась, когда кто-то говорил об этом недостатке, но сейчас она осталась спокойной. Весь разговор, даже о карцере, проходила как-то весело. Наташа с матерью вытащили из карцера дедовские шинели, телогрейки, сапоги, валенки, сломанный табурет и прочую рухлядь, часть которой перенесли в сарай, а часть бросили к прочему хламу, приговорённому к сожжению. Наташа выбрала себе подходящую телогрейку. Вытащив из карцера все вещи, Валя ввернула лампочку, включила свет; выключатель находился в самом карцере. — Раньше здесь уголь был — твой дед так меня наказывал. Кстати, он иногда и лампочку вывинчивал, а когда посидишь в полной темноте неделю — всякое мерещиться начинает. Я считаю, что это можно делать только в особых случаях. За провинности средней тяжести я буду забирать половик, и ты будешь лежать на голых камнях. — А как же на гравии спать? Может, лучше порку терпеть? — Скоро сама узнаешь, а порку для сравнения попробуй. Одевайся, и пойдём за гравием. — А на хуя мне одеваться?! — усмехнулась Наташа. — Не хуя тебе одеваться! — засмеялась Валя. — Иди голой! — Так бы сразу и сказала! И не будь ты такой деликатной! — Вот как?! — удивилась Валя. — Ладно, постараюсь исправиться, но может и не получиться — привычки так быстро не исправить. Валя взяла совковую лопату, дала дочери тележку, и повела её через заднюю калитку огорода к дороге. Дорога начиналась в райцентре, проходила в двадцати метрах от забора Вали, огибала «деревенскую» часть посёлка, и, немного не доходя до реки, уходила в сторону, к шоссе. Эту дорогу недавно подновили, засыпав довольно крупным гравием, и, как у нас принято, часть «лишнего» гравия оставляли лежать у обочины там, где его сваливали. Ближайшая горка была метрах в ста от задней калитки огорода Вали, но Валя решила так далеко не ходить, а собрать гравий с краёв дороги. — Вот это камни! — оценила Наташа. — Для наказания — что надо! А вот — самая жуткая дорога из тех, что я видела. Поскольку я должна гонять тебя по плохим дорогам, мы сейчас пойдём по ней на речку — полкилометра по этой дороге, и ещё метров сто по траве. Посмотрим, что из этого получится. — Во всяком случае, волочить меня не понадобится — я же не сволочь! — Иди, блядь голая! — засмеялась Валя. Валя и Наташа поставили тележку и лопату за калиткой, и пошли к реке. Валя ожидала, что Наташа скоро свернёт с дороги и пойдёт вдоль неё по траве или по песку, если вообще не расхнычется, а Наташа её снова удивила. — Молодец, девка! — радовалась Валя. — Жаль, не могу с тобой всё лето заниматься — уж я бы сделала из тебя спартанку, с твоей помощью. Надеюсь, с Ирой заниматься будешь — она лучше меня в этом разбирается. Увидишь, как она Олю вымуштровала! Дойдя до поворота дороги, Валя с Наташей пошли через запущенное поле к реке; обстрекав крапивой ноги, Наташа весело визжала. Так же весело визжа, Наташа искупалась в реке; то, что Наташа влезла в такую холодную воду, снова удивило Валю. — Будешь теперь каждый день ходить по этой дороге и купаться. — Прикольно так — голяком на речку ходить! — Так теперь и будешь ходить. Народа здесь мало, а если кто тебя и увидит, проблем не возникнет. — Надеюсь, что меня увидят, — веселилась Наташа. — Блядь ты голая и похотливая! Такой ты мне нравишься! — Только, мне блядские манеры выучить надо! Может, поучишь? — Увы, не владею этим предметом! А вот «плебейским» и «босяцким» манерам постараюсь тебя научить. Тем же путём Валя и Наташа возвращались к дому. Валя поинтересовалась ощущениями, и Наташа сообщила, что ощущения острые, но приятные. — А я в парке с подружками по таким дорогам с апреля целыми днями гуляла. А есть и похуже этой. Мы ещё наперегонки бегали. И в грязь по колено залезали, когда там всё залило. — Значит, ты крепкая девка, а вовсе не изнеженная барышня! — радовалась Валя. — Я ею и не была, а только хотела казаться, и то не всегда, а теперь совсем не хочу. Теперь я хочу испытывать разные острые ощущения, потому и согласилась босячкой стать. И сюда бы ты меня иначе хуй бы затащила! — Крутая ты стерва! Всё бы было хорошо, если бы ты ещё любила работать! — А кто работать любит?! — засмеялась Наташа, — одни дураки и быдлаки, которых круто наебали — они ишачат, а денежки другим достаются! Не найдя аргументов, Валя не стала оспаривать это утверждение. — Бери лопату и насыпай тележку до краёв, — скомандовала Валя. — Послала бы тебя на хуй, если бы не для себя это делала! — усмехнулась Наташа. — Тогда, делай всё сама — будет, чем гордиться! Наташа тележку гравием и довезла её до дома, а довольная Валя только наблюдала. Наташа сама ссыпала гравий на пол карцера, разровняла его, подобрала отдельные камни, упавшие, когда Наташа перетаскивала тележку через ступени, и бросила их на пол карцера. Привезённого гравия не хватало для того, чтобы распределить его по полу достаточно толстым слоем — можно было очистить от него часть пола и облегчить себе наказание; Валя и Наташа снова пошли за гравием. Как и в первый раз, Наташа всё сделала сама. Решив, что гравия теперь достаточно, Валя дала Наташе половик, а Наташа постелила его на камни. — Ну, девка, ты сегодня показала себя! — Для себя старалась, — улыбнулась Наташа, ложась на гравий. — Лежи, привыкай, а когда надоест — иди огород поливать. — Надо бы ещё пару тележек привезти, — заметила Наташа. — Ну — выше всяких похвал! Может, сама сходишь и принесёшь, а я огород полью. Наташа взяла тележку и лопату; чтобы облегчить задачу, она положила лопату поперёк тележки и привязала её верёвкой к ручкам. Дойдя до гравиевой дороги, Наташа отвязала лопату, набрала гравий с краёв дороги, оставила лопату у дороги в бурьяне, довезла тележку до дома, высыпала гравий и снова пошла с тележкой к дороге. Она привезла не две, а четыре тележки, потратив на всё около сорока минут; с четвёртой тележкой привезла лопату. Постелив на гравий половик, Наташа легла на него и отдыхала до ужина. Суконный половик смягчал жёсткость гравия. Наташа лежала и размышляла о последствиях принятого решения; было немного жутковато, но очень интересно. — Я ещё четыре тележки привезла. Хорошо получилось, только надо теперь что-нибудь под голову положить — кирпичи или бревно. — Смотря, какой проступок совершишь, а для отдыха можешь подушку класть. За заслуги получишь сегодня на ужин хорошую прибавку! Пошли жрать, твою мать! На ужин Валя дала дочери четыре бифштекса и чёрный хлеб с маслом. За ужином Валя объяснила, что требование трудиться в огороде определялось вовсе не тем, что она так хотела собрать хороший урожай, на что не было и надежды — важно было приучить Наташу к простой и грубой крестьянской работе. Вспомнив просьбу Наташи, Валя порылась в шкафу со старой негодной одеждой, и дала дочери рваную красную с чёрными полосками футболку, чёрную прожжённую спереди юбку, трикотажные штаны, большой платок, дырявую ночную рубашку и грязную кепку, не имевшую изъянов, из желтоватой жёсткой ткани с таким же козырьком. — Какая прелесть! — радовалась Наташа, рассматривая рваньё. — Постираю, подрежу, и оставлю такими драными. А ты научишь меня повязываться платком, как крестьянки раньше делали — это меня всегда так прикалывало! — Научу, — усмехнулась Валя. — Теперь — так, а раньше с платьями тебе угодить было невозможно! — Ну как ты не понимаешь?! Платья должны быть модными и фирменными, а не китайскими и не совковыми. Можно и в Москве в рванье ходить ради прикола, но не в школу же! — А в школу обязательно такие надевать? — Видела бы, что другие в школу надевают! Если только на зло училке в лохмотья вырядиться, — засмеялась Наташа, — это можно! — А что, нет детей из обычных семей — все такие богатенькие? — Есть простолюдины, но их даже учителя презирают. Уж лучше в купальнике придти! Одна девка так и пришла, на спор — с урока выгнали, немного пожурили, зато все уважали потом. — А футболки и джинсы чем тебя не устраивали? Удобно и красиво! — Это же не женственно! И Папик, и все его друзья так говорят. — Да сволочи они все и прохиндеи! Наташка, у меня ещё одна мечта есть, прикольная! Может, и она исполнится? — Если прикольная, то — может. — Ты в дорогие салоны каждую неделю ходила, мыла голову каждый день, а потом перед зеркалом по два часа сушилась, накручивалась и брызгалась лаком. И каждый раз мне очень хотелось остричь тебя наголо и избавить от этих забот! — Прикольно! Я к школе хотела «ёжик» сделать — теперь он в моде, и к сентябрю как раз волосы отрастут. — Ой, как-то мне странно везёт! — смеялась Валя. — Может, это к смерти моей? Вечером Валя, пользуясь ножницами и взятой у Иры машинкой, остригла Наташу наголо; свой вид в зеркале Наташе очень понравился. — Ни одежды, ни волос — теперь я совсем голая! — смеялась Наташа. — И вся твоя красота теперь обнажилась! — радовалась Валя. Валя научила Наташу повязывать платок по-крестьянски, а перед сном отвела её в выделенную для неё небольшую комнату, соседствующую с карцером. В комнате был письменный стол, стул, тумбочка и старая этажерка; мебель была старой, из натурального дерева, и находилась в хорошем состоянии. — У меня есть раскладушка, есть пружинный матрас — это та же кровать, только без ножек, — сообщила Валя, — но ты обойдёшься ковриком! — Обойдусь. Валя дала Наташе паласный коврик, рваную простыню, вместо одеяла — покрывало из грубой толстой полушерстяной ткани и подушку. Наташа легла на коврик, накрылась покрывалом, пофантазировала и уснула. — Был бы коврик чистым, я бы без простыни обошлась, — сказала утром Наташа, представлявшая, что простынь неуместна; что она нарушает совершенство замысла. — Да не будь ты такой брезгливой! Выбей его хорошенько и щёткой почисть. Можешь постирать, но он долго потом не высохнет, а то и протухнет. Позавтракав, Наташа вымыла посуду, выбила и вычистила щёткой коврик, постирала отобранное ранее рваньё. После обеда Валя заставила её поливать огород. Солнце пекло сильно; Наташа надела халат и повязалась платком; желая сфотографироваться, дала Вале «мыльницу». — Щёлкну во время работы, для истории, — засмеялась Валя; выбрав момент, она сфотографировала Наташу. — Натуральная крестьянка! — А теперь — голяком, — попросила Наташа. Сняв халат и платок, Наташа взяла два ведра воды; мать сфотографировала её, после чего Наташа снова надела халат и старательно по-крестьянски повязала платок. — Как лучше — «крестьянкой», или голяком? — спросила Наташа. — По любому — хорошо, лишь бы работала, — засмеялась мать. — Нет, наоборот: «по любому — хорошо, лишь бы не работать», — смеялась Наташа. — Если бы ты меня работать не заставляла, я бы согласилась ещё чего-нибудь лишиться. — Работай, лишенка, а лишения итак будут, но кажется, они тебе по фигу. — Не по фигу, а по кайфу! Пока работали — развлекались и спасались от жары, неожиданно обливая друг друга водой. К концу работы Наташа сильно устала; мышцы болели. Валя сама приготовила на ужин бифштексы. Поев, усталая Наташа легла на голый коврик и вскоре уснула. Утром мать её разбудила и снова позвала работать. Мышцы болели ещё сильнее, чем вечером; вставать не хотелось. — Хочешь ещё поспать — поспи в карцере. Надоест там лежать — выходи и работай. Наташа встала, и, прихватив подушку, направилась в карцер; легла там, и снова уснула; проспала и просто провалялась ещё семь часов. Профилонив половину дня, встала ближе к обеду; теперь она выспалась и чувствовала себя намного лучше, чем утром. — Вот и в карцере поспала, да ещё так долго, — улыбнулась Валя. — Классно выспалась, — радовалась Наташа. — Теперь, если захочешь лишнего поспать или отдохнуть — иди в карцер. — Значит, не зря сделали — хоть здесь выспаться можно. — Не зря, как и всё остальное. А сейчас мы пойдём на кухню — будешь учиться готовить. Валя убедилась, что дочь — не очень изнеженная, не такая уж «барышня», разумно рисковая, не стыдливая, и не очень наглая; к работе и к трудностям привыкает, и даже умеет готовить, хотя многое делает не так, как она, но тоже вкусно. У Наташи так же сильно изменилось отношение к матери и к себе. Валя и Наташа выпотрошили, разделали и пожарили курицу, приправив её солью, перцем, чесноком и покупной приправой из разных пряностей. Вале пришлось поучить Наташу готовить кашу, поскольку каши она прежде не ела и не готовила. За обедом Наташа ела курицу и гречневую кашу, которую прежде терпеть не могла; манную и перловую каши Наташа особенно не любила, и решила отложить на-потом. День был душный и облачный; ожидался дождь; одеваться не стали, и Валя признала, что работать голой в такую погоду, действительно, приятнее. Обычно Валя работала в огороде, как и большинство дачников, в сарафане, в халате или в какой-то более тёплой одежде, потерявшей вид. Наташа занялась прополкой, а, прополов одну гряду, принялась обрезать ветки кустарников, потом опять занялись прополкой. Валя снова сфотографировала дочь за работой, а Наташа сфотографировала мать. Такое чередование работ уменьшало усталость. Начался ливень; поливку прекратили, но остальную работу продолжили. Приехала соседка, поздоровалась; Наташа вежливо ответила тем же. — Это моя дочь, Наташа, — представила Валя. — Какая хорошая девочка, и в такую плохую погоду работает, — заметила соседка. — Потому-то она и хорошая, — улыбнулась Валя. — А я вот с поезда шла, вся промокла, сейчас тоже всё с себя сниму. Были бы все такими понятливыми, как вы, я бы ещё у станции разделась. Торопясь, соседка вошла в свой дом, а через некоторое время вышла в голом виде, зашла в сарай, взяла там топор и снова вошла в дом. Через полчаса дождь прекратился, стало прохладнее, и работа продолжалась, как обычно, до ужина. Играя с дочкой и тестируя её одновременно, Валя измазала Наташу мокрой землёй — Наташа развеселилась и пожелала сфотографироваться. После работы Наташа помылась и села за стол; мать дала ей оставшуюся курицу, кусок хлеба и сладкий чай. — Соседка наша разговаривать не любит, а сегодня исключение сделала — ты ей так понравилась. А как тебе дождичек понравился? — Зашибись! Даже работалось легче. И грязью так здорово мазались — кайф! Если бы не дождь, я бы в карцер отдыхать пошла. Валя принялась объяснять дочери, что к разным трудным ситуациям, даже к наказаниям, надо относиться, как к приключениям, и ценить это: — Поэтому, быть слишком послушной — тоже не очень хорошо, — хитро подмигнув, сказала Валя, — надо же было тебе и в бане посидеть. — Хулиганка! — засмеялась Наташа. — Буду знать! — Хорошо, — улыбнулась Валя, — ты чай на стол пролила, и кусок хлеба на пол уронила — спей чай со стола, и хлеб с пола ртом подбери и съешь. Слабо? — Совсем не слабо! — развеселилась Наташа, и выполнила требование. — Молодец, девка, — смеялась Валя, — так теперь и будешь делать! — Ма, ты такая прикольная! Пойдём купаться? — Пойдём, только надо Иру и Олю позвать. — Фу, противные бедные родственнички! Если их позовёшь, я не пойду! — Ладно, сходим вдвоём, но с ними тебе всё равно придётся познакомиться. Наташа снова окунулась, а Валя даже не вошла в воду. Когда утром мать разбудила и позвала работать, Наташа выразила желание ещё поваляться, и отправилась в карцер; она немного поспала, а потом валялась до обеда. Гравий под толстым половиком не доставлял ей серьёзных неудобств, а представление о нём вызывало удовольствие. Пообедав, Наташа занялась с матерью огородом. Погода была в меру тёплой, и одеваться Наташе не хотелось; Наташа не стала бы обуваться, даже если бы не было договора с матерью. Соседка, как и говорила Валя, ходила по своему огороду в голом виде, а всё общение ограничилось дежурными приветствиями. — Слабо гусеницу съесть? — вспомнив своё недалёкое прошлое, подколола Валя. — Не слабо, уже ела! — взяв гусеницу, Наташа сунула её в рот и съела. — А тебе? — Не слабо, уже ела! — засмеялась Валя, и съела гусеницу. — А теперь — земляной червяк! — предложила Наташа, и съела его. — Слабо? — Не ела, но не слабо! — ответила Валя, и съела червяка. — Оказывается, ты много чего перепробовала, а я ни хуя не знала! — Могут же у «барышни» быть свои секреты, — жеманно пояснила Наташа, — я ведь тоже не знала, что ты гусениц жрала. — Но ты поделишься со мной своими секретами? — Поделюсь, только ты Папику не проболтайся — я хочу быть для него «барышней»! — Мужчинам всего знать и не следует, — усмехнулась Валя, — и я ещё ни разу не говорила ему то, что ты просила скрыть. Жаль только, что сама так мало знаю. — Ладно, расскажу! И ты мне расскажешь. — Как, по твоему, — смеялась Валя, — черви лучше перловой каши? — Хуже перловой каши только мерзкая СОЛЯНКА, — с отвращением, сморщилась Наташа, — но эту гадость я бы на самый «потом-потом» оставила, и только на один раз. Меня от одного её запаха блевать тянет — уж лучше говно жрать! Я прежде неё говно съем! А червяков я бы ещё пожрала. Поработав час в огороде, Наташа взялась за стираное тряпьё. Платье, послужившее половой тряпкой, хорошо отстиралось; Наташа сделала из него «ультра-мини», а разрывы, создававшие впечатление работы насильника, решила оставить. Футболку Наташа обрезала, превратив в топик. У трикотажных штанов она очень коротко обрезала штанины, превратив их в шорты. Чёрную юбку ушила до своего размера и обрезала, срезав дыру; теперь юбка немного не доставала до колен и не имела изъянов. Ночную рубашку без пуговиц разрезала на две части, сделав короткую юбку и рубашонку. Платок изначально был чистым, без дыр, и не нуждался в переделке. Кепке хватило стирки. Закончив работу, Наташа надела топик — бывшую футболку, шорты — бывшие трикотажные штаны и кепку; показалась матери. — Мой стиль — «оборванец»! — Действительно, стильно, — заметила Валя. — Может, дать тебе швейную машинку — будешь барахло перешивать? — Буду, — согласилась Наташа, — только, мне и этого пока хватит. Валя достала швейную машинку, кучу обносков и разных рваных тряпок, часть которых взяла у Иры; на самых плохих из них Наташа тренировалась. Она умела пользоваться швейными машинками, но машинка её матери была устаревшей, и Вале пришлось объяснять некоторые её особенности, а Наташе — немного потренироваться. Наташа быстро освоила эту рухлядь, принялась разбирать тряпки, фантазируя, что и из чего может получиться. Прежде всего, Наташа обработала «половое» платье так, будто оно и было таким коротким. Она попросила у матери кусок шкурки, и увлеченно продолжила работу с барахлом до ужина. Вечером искупалась, а утром, позавтракав, возобновила шитьё и занималась этим до обеда. Пока Наташа занималась шитьём, Валя вернула на место щётку, умышленно изъятую из мотора стиральной машины. — Наташка, оставь пока шитьё — будет ещё плохая погода, тогда и займёшься. В огороде тоже надо поработать. От огорода ты у меня не отвертишься. — Я не хотела отвертеться, я кое-что забавное делаю, вот и увлеклась. — Ну, это — простительно. — Только, лучше я в карцере отдохну, а то после шитья спать тянет. — Чёрт с тобой, иди в карцер, — согласилась Валя; считая себя честной, она не могла нарушить договор. Другой стороной её честности было то, что она не давала пустых угроз. Наташа провалялась в карцере до ужина, поужинала, подобрала ртом крошки с пола и со стола, что её теперь забавляло, помыла посуду, сходила к реке, искупалась, и вновь уселась за шитьё. Через час она доделала эту увлекательную работу, и показала матери две вещи, которые ей больше всего нравилась: юбочку с короткой рубашонкой, сшитые из мешковины, и выглядящей исключительно убого халат. Надев «убогий» халат, Наташа повязалась серым платком. — Фирма «Красная Быдлачка», — объявила Наташа. — Какой необычный халат! — восхищалась Валя, — и платок этот так к нему подходит! — Был — обычный халат, а я специально «нищенский» сделала! Не так просто было — я над ним особенно потрудилась. — Да, он очень интересный. И мешковинка твоя мне очень нравится. — Мне это тоже нравится больше остального. Только надевать всё равно некуда. — Завтра в магазин пойдём, вот и оденешься. — Я надену «половое платье», а ты напяль свои джинсы, серую футболку, жёлтые ботинки и кепку задом наперёд. — Согласна, — улыбнулась Валя, — а потом ты мне тоже что-нибудь нищенское сшей. — Сделаю! А свой «вонючий» халат можешь забрать — он слишком хорош для меня, — усмехнулась Наташа. — Заберу, и буду носить! Он лучше моего нынешнего халата, а тебе он слишком широк. — Я хочу купить белую мужскую майку, а потом испачкать её чаем и какао — прикинь! — Да, будет прикол! — засмеялась Валя. — Ладно, куплю. И куплю тебе ещё одну такую майку, которая будет чистой, и чёрные трусы — хорошо будет на тебе смотреться. И себе такое куплю. Если будут, куплю тебе кальсоны, с условием, что ты будешь в них выходить в народ. — Вот — прикол! — засмеялась Наташа. — Конечно, буду! Возьми ещё кое-что из тряпья — тебе сейчас уже подойдёт. Вечером Валя и Наташа делились своими секретами, и узнали очень много нового; пообещали не выдавать эти секреты Игорю и другим «ненадёжным» людям. Многое из того, что Валя узнала от Наташи, ей очень понравилось. Валя и Наташа поняли, что могут быть посмелее и погрубее между собой. В эту ночь Наташа захотела спать в бане. * * * На следующее утро, после завтрака, Наташа с матерью отправились в магазин. Валя оделась, как предложила Наташа, и выглядела, как пацанка, что ей нравилось. Благодаря тому, что подол платья лишь наполовину прикрывал задницу, и благодаря следам насилия на нём, Наташа выглядела как соблазнительная малолетняя блудница. Мужики пялились и на платье, и на красивые свежевымытые ляжки Наташи, открытые почти до краёв ягодиц, и на прикрытую трусиками купальника «пипочку». Стрижка «наголо» и отсутствие обуви делали Наташу ещё более необычной. Валя не была моралисткой, и реакция мужиков на Наташу её забавляла, как и саму Наташу. Валя снова наблюдала за поведением дочери: девочка не жаловалась на плохую дорогу, не требовала купить себе каких-нибудь деликатесов, и, разговаривая со старыми знакомыми Вали, была вежливой и доброжелательной. Валя обошла с дочкой продовольственный рынок и несколько магазинов, а на обратном пути дала нести две тяжелые сумки, сама осталась налегке, и снова не услышала жалоб, хотя со стороны было видно, что нести эти сумки Наташе было очень тяжело; девочка донесла сумки до дома — два километра, и осталась в хорошем настроении. Вале это понравилось, она похвалила дочь, и решила, что в следующий раз можно пустить девочку в магазин одну, а потом пересчитать деньги, которые она вернёт, что было бы хорошей проверкой, ведь, могло оказаться и так, что дочь хорошо себя вела только в её присутствии, а, отправившись в магазин одна, купит себе деликатесов и утаит сдачу. Прежде были случаи, когда, купив товар, Наташа переклеивала ценники, значительно набавляя цену, и забирала разницу себе, что было трудно распознать в период бешеной инфляции. Наташа, не знавшая посёлок, по пути осматривала его «городскую» часть и людей. Посёлок она представляла иначе — как некий «медвежий угол», со спившимися коммунарами, постоянно дерущимися и горланящими блатные песни под гармошку, с изголодавшимися, как в Эфиопии во время засухи, детьми, и с полной разрухой. Их дом находился в «деревенской» части посёлка — восемь деревянных домов, три из которых давно пустовали и были почти разрушены, находились на некотором расстоянии от «городской» части, в которой были расположены магазины, небольшой рынок, почта, администрация и милиция, школа и детский сад, и многое другое. Таких тяжелых сумок Наташе никогда не приходилось носить, а теперь пришлось идти с этой тяжестью босиком по просёлочной дороге два километра, прикладывая дополнительные усилия на подъёмах и спусках; это было непривычно и трудно, но терпимо, и даже по-спортивному интересно. Это могло бы быть для Наташи удовольствием, если бы не узкие матерчатые ручки сумок, свернувшиеся в верёвки — они врезались в потные ладони и натирали их так, что казалось, будто они прорезают кожу. Крайне неприятно было изображать «воспитанную девочку» перед материными знакомыми ублюдками, которые по-простецки смешивали в разговоре с ней хамство и сюсюканье; хотелось послать их матом, но подхалимажу тоже надо учиться — подхалимам всегда легче жить, тем более что и ублюдки её хвалили, хотя и по-идиотски, но ничего лучшего от них ожидать и не следовало — ублюдки ведь. При них, Наташа придавала своему лицу более измождённый и жалобный вид, но так, чтобы ублюдки это видели, а мать — не видела. В отличие от многих родителей, Валя не стеснялась хвалить свою дочь. Наташа вернулась домой усталой, но довольной не меньше, чем её мать, и чувствовала себя теперь более уверенно; она разделась, выпила две кружки сладкого чая, помылась, остудила руки и ноги в холодной воде. Похвалив дочь за проявленное мужество, Валя накормила девочку хорошей порцией жареного мяса и другой вкусной пищей. Наташа снова подобрала крошки и кусочки еды ртом и спила чай со стола, вымыла посуду и отправилась отдыхать. Валя ушла к сестре, а Наташа пошла в свою комнату, легла на коврик, включила музыку, заснула и проспала полтора часа, а, проснувшись, захотела ещё полежать на гравии. — Привыкаешь? — Здесь после трудов отдыхается хорошо. — Оказывается, это — комната отдыха, — засмеялась Валя. — А ты сама попробуй, когда устанешь. Это же как массажёры с колёсиками. — А ты половик убери, и полежи. — Попробую, только это уже не отдых будет. Вечером, руки щипало ещё сильнее — на них образовывались мозоли. Валя дала Наташе рукавицы, не освободив от работы в огороде, а Наташа не стала отсиживаться в карцере, хотя это было легче всего. — Подумаешь — мозоли натёрла! Руки у тебя слишком изнеженны, ты же ничего не делала раньше; поболят, и перестанут, а потом загрубеют, и уже не будут так натираться, — сказала Валя, посмотрев руки дочери. — Ладно, сегодня я сама вымою посуду. А ты, в следующий раз, свяжи две сумки, неси на плече, как нищие носят, или тряпку подложи, чтобы лямки не резали. Изолентой ещё потолще их обмотай. Но ты молодец, что терпела! — Я сама рада, что донесла, только всё время их носить как-то не хочется. — А придётся, — усмехнулась Валя. — Жалко, что не могу тебя каждый день в магазин гонять так, чтобы ты с полными сумками оттуда возвращалась. — Ладно! Если бы не эти ручки, было бы даже клёво. Наташа аккуратно пролила на майку чай и высушила её утюгом; так же обдуманно посыпала со всех сторон какао, притёрла его тряпкой и присушила. Наташа померила голубые кальсоны и трусы с майкой, одна сходила на речку и искупалась, потом отдыхала, слушая музыку, размышляя о произошедших переменах, и эти изменения ей нравились; она нравилась себе ещё больше, чем прежде. Валя предложила сходить к Ире. Тётка была Наташе неприятна, идти к ней не хотелось; Наташа надела женские байковые трусы («панталоны») и испачканную майку; отправилась к тётке, думая о том, что ей снова придётся изображать «воспитанную девочку». Наташа постучала в дверь; вышла голая Ира, позвала в дом: «Наташенька, проходи! Познакомься, это моя дочь, Оля. А это — Наташа, твоя двоюродная сестра». Ира принялась расспрашивать Наташу, Наташа отвечала, рассказала о том, как жила в городе и как живёт теперь. Валя успела рассказать Ире о подвигах Наташи; теперь Ира всячески хвалила за них Наташу перед Олей. Ира рассказала о своей жизни, о посёлке, о том, как она тренирует школьников и Олю; попросила дочь показать несколько гимнастических стоек; показала канат, привязанный к толстому суку, перекладину, разборные гантели и другие спортивные принадлежности. Ира предложила Наташе ими пользоваться, обещала давать уроки, и Наташа согласилась. Олю заинтересовали рассказы Наташи о ночных клубах, о моде, о модных салонах, о городской жизни, а Наташа заинтересовалась Олей. Наступил вечер; Наташа попрощалась с родственниками и отправилась домой; рассказала за ужином матери о состоявшейся беседе и о том, что родственники не оказались такими противными, как она думала. Следующий день Валя объявила «выходным» для Наташи; то же самое сделала Ира для Оли, но с утра Ира пригласила Наташу на тренировку; Наташа пришла голой. — На «шпагат» посажу за неделю, а может и быстрее, только тебе придётся потерпеть, а дальше — поддерживать форму. Гибкость можно развить хорошую. А к осени будешь отличницей по физкультуре, будешь и по канату лазать, и на перекладине, и прочее. Чемпионки по гимнастике, конечно, из тебя не получится — поздно взялись, но для твоего развития будет полезно. Это — самое основное, а потом видно будет, и сама решишь, чему уделить больше внимания. Ира устроила Наташе жесткую часовую тренировку, которую девочка мужественно терпела, что было замечено Ирой и одобрено. После тренировки Ира оставила девочек, предложив им погулять. Оля надела шорты, футболку и кеды, а Наташа — кальсоны. — Как легко ты вытерпела это, обычно все воют. Терпеливая же ты! — заметила Оля. — Да, круто она меня ломала, очень больно было, пришлось терпеть. — Меня она тоже муштрует. Я привыкла. — Вот и я привыкаю. Мне теперь ко всему привыкать приходится. Оля рассказывала о разных происшествиях, которые случались в этом посёлке, показывала дома, в которых они происходило; рассказала свою историю девочки из бедной семьи, которая прежде была ещё беднее благодаря ныне покойному отцу-алкоголику, пропивавшему не только свой заработок, но и скудный заработок матери. После обеда девочки решили отправиться в посёлок, где проводилась открытая дискотека. Наташа надела шорты и топик, а Оля осталась в той же одежде. К Оле и к Наташе присоединились местные подростки — Витя и Аня. Витя был в чёрных брюках, в сером свитере и в ботинках, Аня — в простеньком платье кирпичного цвета, в серой кофте и в недорогих красных туфлях с маленьким каблуком. Аня так же, как и Оля, принялась расспрашивать Наташу о городе. Поскольку Оля знала о её «подвигах», Наташа лишилась возможности рассказать подросткам о жестокости матери, как ей хотелось. Некоторые считали поступки Наташи крутыми, а другие рассматривали их как причуды богатенькой девочки, которая, поиграв в босячку, вскоре вернётся к такой жизни, о которой им трудно и мечтать. Наташа, хотя и испытывала боль после тренировки, танцевала хорошо — намного лучше местных подростков. Мальчишки быстро её выделили и стали «клеиться», но Наташа «соблюдала дистанцию». Оля показывала разные стойки, за которые получала похвалы от зрителей; подростки её хорошо знали и побаивались. Оля нашла недоеденную кем-то пиццу; достав выкидной нож, она тонко отрезала и выбросила надкусанный край, а нетронутую часть съела, поделившись с приятелями. Также Наташа и её компания поступала с недоеденными пирожками. — А мы часто так делаем, — сказала Оля. — Прикольно так объедки жрать! — балдела Наташа. — Ага, особенно, когда жрать охота, — согласилась Аня. Прогуляв до позднего вечера, девочки разошлись по домам. Наташа съела немало недоеденных пирожков и пиццы, но и съесть пропущенный ужин из молока и двух эскалопов не отказалась. Наташа поделилась своими впечатлениями с матерью — прежде она посещала модные дискотеки и закрытые клубы, а теперь была в восторге от этой захудалой дискотеки. — Если будешь ходить на тренировку, вычту это время из рабочего, — обещала Валя. — Конечно, буду ходить! Ирка сказала, что я смогу языком свою пиздёнку доставать! А «выходные» ещё будут? — Конечно, раз в неделю. Веселись, развлекайся! А объедки можешь считать дополнительным питанием — я порцию тебе за это не убавлю, — усмехнувшись, обещала Валя. — Ну да — это же «нищенская добавка» к обычной пище! Может, ты сходишь с нами? — Если примете, схожу, и даже потанцую, и объедки поем! Утром мышцы болели сильнее, чем после первого дня работы в огороде; несмотря на боль, Наташа сделала разминку, выполнив «домашнее задание» Иры, хотя могла проигнорировать его, как в школе, ведь её всё равно никто не проверял и не заставлял; эти упражнения ещё больше усилили боль. Зато, натёртые руки уже зажили. Наташа позавтракала несладкой геркулесовой кашей, сваренной на воде без масла, омлетом из трёх яиц и молоком, кое-как вымыла посуду, немного поработала в огороде, затем отдыхала под музыку, предаваясь своим фантазиям. — Наташа, ты посуду очень плохо помыла! Помнишь, что я за это обещала? — Конечно, помню! Ты обещала накормить меня грязью, а какой — не сказала. — Сейчас узнаешь, — усмехнулась Валя, — пойдём на кухню! — Валя открыла духовку, дала Наташе нож и тарелку, — соскребай эту грязь со стен в тарелку, а потом жри! — И всё? — удивилась Наташа. Она поднесла тарелку ко рту, и, подбирая грязь с тарелки языком, стала её поедать, пока не съела всё. — Всё! Сожрала — молодец, вот и узнала. А теперь заново вымой посуду и пожарь рыбу. — Ма, ты такая классная! Придумай ещё какое-нибудь правило прикольное, а это наказание какое-то примитивное! — Попробую, — усмехнулась Валя. Почистив и пожарив полтора килограмма наваги, Наташа заварила чай, подала еду на стол; Наташе досталось больше половины этой рыбы. Пообедав с матерью, Наташа убрала со стола, подобрала крошки ртом, вымыла посуду и пол на кухне. Валя решила больше не нагружать в этот день Наташу работой, поскольку впереди у неё была тренировка. Не одеваясь, Наташа отправилась к Оле; девочки потрепались, потанцевали, а потом за них взялась Ира. Ира расспросила Наташу об ощущениях, назвала их «нормальными», давала советы; потом приступила к занятиям, делая пометочки в тетрадке. Тренировка снова продлилась час и была такой же жесткой и болезненной. Валя сама готовила ужин, а Наташа отлёживалась в карцере. Поужинав курицей, Наташа искупалась вместе с Ирой и с Олей. Оля не возражала против присутствия Вали в компании подростков. Наташа надела «убогий» халат и повязалась платком, а Валя оделась так же, как одевалась для похода в магазин; Валя и Наташа до ночи гуляли по посёлку с Олей, с Аней, с Витей и с двумя местными девочками; можно было подумать, что Наташа — деревенская, а её приятели — городские. Валя подросткам понравилась; как и Наташе, им она показалась прикольной и «своей». Прогуляв до часа ночи, Наташа проснулась к десяти утра; мать встала немногим раньше, и сама приготовила завтрак. С утра шёл дождь, было холодно и ветрено. — Наконец-то ты будешь привыкать к плохой погоде! — радовалась Валя. — Работы в огороде сегодня не будет, но под дождь я тебя всё равно выгоню. А если эти дожди и холода надолго, то придётся под дождём в огороде работать. Ох, намучаешься ты, настрадаешься! — Так мне и надо! — жестоким голосом сказала Наташа. Наташа по просьбе Вали перешила в своём стиле её старую рваную одежду — джинсовую куртку и такие же брюки; работа была выполнена быстро и грубо, что и требовалось для достижения нужного эффекта. Штанины немного не доходили до колен, а на дыры снаружи были поставлены заплатки из отрезанных частей. Померив перед зеркалом одежду, к которой добавила джинсовую кепку, Валя была довольна. — Отличная работа! — похвалила Валя. — Буду теперь тоже прикалываться. А ты пойдёшь под дождь, голой! Отольёшь воду из бочек и поправишь плёнку у парников. — Ма, пойдём вместе! — Нет. Это ведь ты хотела, чтобы тебя под дождь выгоняли — вот и иди! Наташа вышла во двор, выполнила указания, немного постояла, побалдела, потанцевала; помыв в тазике ноги, тщательно вытерла их специальной тряпкой и вошла в дом. — Ма, зря ты не пошла — это так кайфово! — Наверное, зря, — согласилась Валя, — а тебе сейчас ещё кайф будет — будешь пол мыть. Плохо помоешь — будешь языком лизать там, где грязь останется. Вот тебе и новое правило, как ты просила! Пол ты мыть так и не научилась, так что — готовь язык. Зато, тебе не придётся заново перемывать пол — это правило, надеюсь, тебя утешит. Можешь, конечно, в карцер пойти, но я мыть пол не буду, и когда ты выйдешь, тебе придётся его мыть. А я приготовлю обед и вымою посуду. Мытьё полов по-прежнему казалось Наташе трудной и мерзкой работой; на её счастье, Валя не была помешана на чистоте, и мыть пол в доме Наташе пришлось пока только один раз — в самом начале. Наташе приходилось мыть пол на кухне, но кухня была совсем маленькой. Наташа взялась за эту неприятную работу, стараясь мыть чисто и понимая, что грязных мест всё равно останется много. Наташа осматривала уже вымытые участки, и, находя грязь, перемывала их; мытьё пола заняло полтора часа. Несмотря на такие старания, Валя всё равно нашла три грязных участка, хотя какая-нибудь строгая заведующая больничным отделением нашла бы не менее тридцати таких участков. Если бы Наташа заупрямилась, мать не смогла бы заставить её лизать пол, да и не стала бы слишком настойчиво пытаться заставить. А вот обувь она бы не отдала, поскольку дала обещание. — Так, Наташа, — злорадно улыбаясь, говорила Валя, — каждое грязное место ты десять раз лизнёшь языком! Наташа принялась выполнять казавшееся прикольным распоряжение; величина грязного участка не имела значения. — Ну, мне продолжать придумывать правила? — ухмыляясь, спросила Валя. — Конечно, даже круче! Только чтобы у них и приятная сторона была, как эта — что пол перемывать не надо. — Договорились! Обед уже готов. Наташа сполоснулась под душем, вытерлась полотенцем. — Блин — червяки в каше! — усмехнулась Наташа. — Это — «плов по-нищенски», — смеясь, объяснила Валя, — он варится на воде, без мяса, без жиров, без овощей, без сахара, но — с червяками. Можешь не есть. — А я вот съем, — заявила Наташа, — а потом тебе что-нибудь подсуну. — Надеюсь — не отраву, — усмехнулась Валя. Съев тарелку «плова», Наташа перешла к трём вкусным антрекотам, пожаренными с использованием различных пряностей, как она любила. Вечер Наташа провела с Олей в доме Иры, от которой получила очередную тренировку. В следующий непогожий день Наташа приготовила завтрак, поела, вымыла посуду. Дождь прекратился, но по всему было видно, что он вскоре возобновится. Валя велела Наташе использовать этот перерыв и сходить в магазин, поскольку продукты закончились. Она тайком пересчитала деньги, потом на виду у Наташи небрежно сунула их в пустой кошелёк и дала его Наташе вместе со списком продуктов. — Холодина жуткая, но ты, стерва, пойдёшь босиком! — зловредно сказала Валя. — Наденешь трухлявую телогрейку, а под неё можешь своё рваньё надеть. — Блин, круто! — усмехнулась Наташа. — Не круче, чем в босоножках за триста долларов весной по лужам и по грязи ходить. — Если бы босоножки были дешёвкой, я бы тогда до лета в сапогах ходила! Знаешь, как мне все завидовали! А то некоторые купят дорогую вещь, и трясутся над ней: «Копили-копили, копили-копили, за год наскребли, и — купили». — Я тоже таких не уважаю, — поморщилась Валя. — Пожалуй, схожу с тобой в магазин. Может, ещё что-нибудь куплю. Да и на тебя посмотреть очень хочется — давно мечтала увидеть тебя босой с тяжёлыми сумками на скверной дороге в такую мерзкую погоду! — Здорово ты злюку изображала! — оценила Наташа. — А эта твоя мечта мне давно известна, но здорово, что ты так её высказала! — Учла твоё пожелание о деликатности. Ты, кстати, тоже не очень-то деликатничай! Какая-то ты слишком послушная — хуёво это! — Значит, я ни хуя не пойду в магазин, если ты обуешься! Я тоже хочу посмотреть! — Ни хуя себе! А если я тебе обувь дам? — На хуя она мне?! Правда, есть ещё одна возможность — ты купишь мне килограмм креветок и баночку чёрной икры. — Ладно, чертовка! — усмехнулась Валя. Решив, что «убогий» халат и платок лучше придают нищенский вид, чем телогрейка, Наташа надела много тряпья, как это обычно делают нищие, сверху — халат, и повязалась платком. Валя надела джинсовый костюм с заплатками, кепку и сапоги, взяла ещё одну сумку и деньги. Валя пошла за Наташей по той же дороге, которой они шли в прошлый раз, только теперь дорога была покрыта слоем холодной размокшей глины и большими лужами. Наташа была довольна, а Валя радовалась за Наташу. — Клёвая дорожка, грязная такая! Я просто тащусь, — балдела Наташа. — Босячка ты, — ласково, но назидательно, сказала Валя, — и не пытайся стать барышней! — Сама ты — плебейка! — засмеялась Наташа. — Да, я — плебейка, и горжусь этим! Валя и Наташа прошлись по магазинам, где Наташа купила продукты по списку на те деньги, которые ей выдала Валя, а Валя, посмотрев товары, купила то, что потребовала Наташа, и кое-что ещё. На обратном пути Валя любовалась Наташей, которой она вручила и третью сумку. Когда до дома оставалось совсем близко, снова пошёл дождь. Наташа смыла грязь с ног во дворе под краном и тщательно вытерла их тряпкой. — Буду так всё лето терпеть — здорово же! Никто из моих знакомых так не обходился, даже твоя хвалёная Оля со всей местной беднотой! А ещё — я сплю на коврике! — Вот именно, — улыбнулась Валя, — а Ирка, кстати, тебя в пример Оле ставит. — Я тоже себя буду в пример себе ставить! — Придёт время — и поставишь. А я вот никак не могу придумать, чего мне ещё тебя лишить и что терпеть заставить. Наташа, как обычно, разделась догола и пошла отдыхать в карцер, а Валя, переодевшись, принялась готовить обед. Все креветки достались Наташе; в этот раз «нищенской» еды не было. После обеда Наташа мыла посуду, а Валя трепалась с Ирой; похвалилась успехами Наташи и походом в магазин; просила посоветовать новые трудности для Наташи. Закончив свои дела, к ним присоединилась Наташа. После тренировки она поужинала, вымыла посуду, убралась на кухне, и отдыхала на своём коврике. На третий непогожий день дождь прекратился, но оставалось так же холодно. Наташа приготовила завтрак и подала его на стол; в омлете были черви и разные насекомые. — Блюдо для гурманов — «омлет по-моему», — объявила Наташа. — Съем, — сказала Валя. — Я тоже его жрать буду. Омлет был съеден со всеми «специями»; Валя не отстала от Наташи. — А на хуя посуду мыть?! — засмеялась Наташа. — Правда — пожрём сегодня из грязной, — развеселилась Валя, — сунь её в шкаф. — Ма, а теперь ты крошки подбери и схлебни! — Без проблем! — засмеялась Валя, и выполнила обычную «работу» Наташи. — Твой дед часто так делал, а мне это казалось забавным. Валя рассказала кое-какие истории про своих родителей и кое-что — о своём детстве, об Ире, о её покойном муже и т.п. — Ну, а теперь в огороде поработать надо. Обувь ты не получишь — мы вчера почти два часа по магазинам ходили, а сегодня тебе всего-то час поработать придётся. Такую мерзкую погоду надо использовать. — На хуй дразнишь, когда я не прошу, — усмехнулась Наташа, — лучше сама попробуй. — А я даже не представляю, как ты терпишь — мне это кажется невозможным, — усмехнулась Валя. — Вот и попробуй, чтобы знать — сама так меня учишь. — Согласна! Попробовать надо, и я попробую. Для работы в огороде Наташа снова надела халат на тряпки и платок; Валя — джинсовый костюм на два свитера, а спустя пятнадцать минут надела сапоги на шерстяные носки. — Неплохо, и, для первого раза, думаю, достаточно, — сказала Валя. Прикалываясь, Валя и Наташа работали около часа. Затем Наташа приготовила обед, который ела с Валей из грязной посуды; было решено не мыть её и к ужину. После обеда Наташа отправилась к родственникам. Этот день был примечателен тем, что во время тренировки Наташа, наконец, села на «шпагат», что было не просто зримым достижением — сидя в этой позе, она могла качаться гантелями, учиться делать различные прогибы, или просто периодически сидеть, например, читая книгу, что и посоветовала Ира. Таким образом, в тренировках высвободилось время, и появились новые упражнения, а Ира, обнаружив у девочки склонность к силовым упражнениям, обещала, что вскоре Наташа сможет удерживать Олю на «мостике», а Оля продемонстрировала, как это выглядит, удержав Наташу. Утром Валя и Наташа позавтракали из той же немытой посуды, но после завтрака Валя её вымыла. Утро было почти таким же холодным, какими были предыдущие дни. Валя и Наташа работали в халатах, надетых на другую одежду. После дождей появилось много слизней; Наташа решила собрать их и пожарить, чем и занялась. Она набрала почти полную сковороду, сама пожарила и съела, угостив Валю, которая, съев немного, осталась довольна. — Как улитки в ресторане, — сказала Валя, — по вкусу не отличить! Не хуже креветок. — И лягушек можно приготовить, как в ресторане! — Вот и хорошо! У нас тут их полно — налови и приготовь. — Это я не хуже поваров сделаю, — похвалилась Наташа, умевшая готовить подобные деликатесы, в отличие от обычных щей и борщей. — После обеда сходи в магазин; я тебе список дам и деньги. Купи себе сачок и удочку — будешь рыб и лягушек ловить. Дам ещё деньги на пистолет, как у Оли, чтобы ты с ней птиц стреляла. Хотя, лучше винтовку импортную купи — из пистолета попасть трудно. После обеда Наташа схлебнула и убрала со стола, подобрала крошки ртом. Посуду снова решили не мыть. Валя составила список продуктов, пересчитала деньги, записала цифру на бумажке, деньги сложила в пустой кошелёк. Подойдя к Наташе, Валя вытащила деньги из кошелька, и, не считая, дала их Наташе; дала ей две сумки и список. Наташа оделась так же, как утром, повязалась платком, взяла сумки и пошла в магазин. Дорога оставалась такой же скользкой, и лужи нисколько не уменьшились. Придя в «городскую часть» посёлка, Наташа стала обходить магазины, покупала указанные товары, проверяя сдачу, чтобы её саму не обсчитали. В магазине были отечественные винтовки, но Валя не поскупилась на импортную. Продуктов было заказано не много, и сумки были не тяжёлыми, даже с учётом веса винтовки. Вернувшись из магазина, Наташа отдала покупки и сдачу матери. Валя незаметно пересчитала деньги, сверилась со списком, и, выяснив, что дочь ничего не присвоила, похвалила девочку и напоила её сладким кофе с молоком. — Пошли, постреляем, — предложила Валя. Валя и Наташа вышли во двор, стали стрелять в птиц, но безуспешно. — Прицел не настроен, — заметила Валя, — Ира с Олей тебе покажут, как их пристреливать, и стрелять научат. А бьёт она сильно, да ещё — шариками! Валя и Наташа отправились к родственникам; пока Валя и Ира трепались, Оля настроила Наташе прицел, показав, как это делается, и из этой же винтовки убила воробья. Вскоре Наташа, Ира и Оля пошли купаться. Вечер был почти такой же холодный, как предыдущий день. Наташа только окуналась, а Ира и Оля, купавшиеся круглый год, поплавали и поныряли. Вернувшись с реки, Валя приготовила ужин, после которого убрала грязную посуду в шкаф, а Наташа пошла к Ире на тренировку. Следующий день был достаточно тёплым. Наташе пришлось поработать более напряженно — она спилила засохшую яблоню, распилила её на части и отнесла на свалку, а после обеда вместе с матерью вытаскивала корень. Вечером снова были купания, тренировка с Ирой, стрельба и прогулка с местными подростками, сопровождавшаяся незнакомыми прежде Наташе приколами и проделками; кое-каким своим приколам и проделкам приятелей научили Валя и Наташа. В этой прогулке Наташа порезала ногу о стекло. Порез был небольшим, почти безболезненным, и, в сравнении с тем случаем, когда Наташа натёрла сумками руки, являлся пустяком. Работа в саду тоже не обходилась без натирания мозолей и получения царапин. Подобные проблемы Валя считала неотъемлемой частью положенных Наташе трудностей, а сама Наташа уже мало обращала на них внимания; шутила об «остром ощущении». Порез к утру превратился в затянувшуюся царапину длиной около одного сантиметра, и не беспокоил Наташу. Наташа помылась, приготовила завтрак, подала на стол; завтракала с матерью, но мать сидела за столом, а Наташа — на полу, в положении «шпагат», что пока было достаточно трудно. Позавтракав, Наташа убрала со стола, вымыла посуду; от работы в огороде отказалась. — Пусть рана заживёт, — пояснила Наташа, — пойду в карцер, и учебник там почитаю. — Это — нужное дело, — согласилась Валя, — если хочешь, читай в своей комнате. — Хорошо — почитаю в комнате, и ещё на «шпагате» посижу. Взяв учебник по математике, Наташа пошла в свою комнату, и принялась решать задачи, периодически садясь на «шпагат». Так продолжалось до обеда; приготовив обед, подав его на стол, пообедав и убрав со стола, Наташа продолжила занятие математикой до тех пор, пока не пришло время купания, ужина и тренировки. После ужина и мытья посуды, занятие математикой было продолжено. Математические задачи показались Наташе интересными головоломками, и она увлеклась ими. Рано утром Наташа надела халат на другую одежду, взяла сумку, сачок и винтовку, и отправилась с Ирой и с Олей на охоту. Охота шла вдоль берега реки и в лесу. Лягушек и мелких рыб Наташа ловила сачком, попутно училась стрелять — не к каждой лягушке можно было подобраться. Попасть в птицу Наташе так и не удавалось; Оля и Ира подбили трёх чаек. Наташа поймала девять лягушек, и, вернувшись к одиннадцати утра, взялась их готовить. По мере потепления Наташа снимала с себя одежду, и к концу охоты была голой. Приготовив добычу, угостила Валю; блюдо Вале понравилось. После завтрака девочку снова ждала тяжелая работа — нужно было спилить и выкорчевать небольшую липу, выросшую там, где не надо. Эту работу Наташа не могла пересидеть в карцере, поскольку Валя не стала бы её делать одна, а, подержав Наташу в карцере, вновь предложила бы её выполнить. К обеду Валя и Наташа справились с липой. Наташа пожарила эскалопы и сварила манную кашу на воде, без масла, без сахара и даже без червей; подала обед на стол. Три эскалопа и манная каша доставались Наташе. Сев на «шпагат», Наташа через силу съела манную кашу, и с удовольствием — эскалопы. Наташа решила, что будет теперь кушать в этой позе. — А я уж хотела предложить тебе кушать из миски ртом, — усмехнулась Валя. — Кстати — когда дойдёт очередь до говна и до солянки? — Как-нибудь потом! — Раз обещала — надо выполнять! Значит, сначала — говно? — Уж точно — не СОЛЯНКУ, Б-ВЕ-Е! — сморщившись, дурным голосом сказала Наташа. — А ещё я хочу попробовать лягушку сожрать живьём. — Ух, живоглотка! — засмеялась Валя. — Ма, придумай прикол какой! — Хочу, и не могу! Представляешь — оказалось, что у меня фантазии очень мало! А всё, о чём я мечтала в отношении тебя, уже сбылось. Я теперь о себе мечтать буду! Может, скоро и у меня будет много времени — сокращения в институте будут, а, может, вообще всех разгонят. Мне эта работа на хуй не нужна — платят гроши раз в три месяца, но пусть сами сокращают. Может, у меня тоже будет всё следующее лето свободным. В следующие дни погода оставалась тёплой, но не жаркой. Наташа и Валя по очереди готовили еду, немного работали в огороде. Наташа тренировалась, купалась, гуляла с матерью и с подростками. Отпуск Вали подходил к концу, и она стала устраивать дочери различные проверки: делала вид, будто прячет деньги, но так, чтобы Наташа это видела, клала на видное место свою косметику, «роняла» деньги, но дочь так ничего и не тронула, а «оброненную» купюру вернула. Сама же Наташа, наблюдая попытки матери проверить её, отмечала для себя её ошибки, «наматывала на ус» и была «кристально-честной», в чём и убедила мать. Валя показала дочери различные ящики, шкафы, кладовки, объясняя, что где находится, давала ей указания о содержании дома, об устройстве его систем, о том, как их поддерживать, в чём их опасность, чего с ними делать нельзя. Валя сказала, что в огороде главное теперь — не допускать его зарастания сорняками, ликвидировать последствия ветров и ливней, убирать упавшие ветки и спиливать треснувшие. Она разрешила Наташе ограничиться уходом за теми посадками, которые были на данный момент в наилучшем состоянии и могли дать урожай. Валя обговаривала с сестрой разные вопросы, оставляя дочку под её присмотр. Она дала Наташе деньги, которых должно было хватить до конца лета, заметив, что Ира не станет ей помогать, если деньги кончатся; Ире тоже дала некоторую сумму на непредвиденные случаи. Все мечты Вали о Наташе, казавшиеся несбыточными, сбылись; она уже не могла предложить Наташе ничего нового, и надеялась, что что-то новое ей дадут занятия с Ирой и общение с «нормальными» подростками. Валя осознавала, что в перевоспитании Наташи ей почти ничего не пришлось делать. Она представляла, что этот отпуск будет хуже каторжной работы, а он оказался самым счастливым и увлекательным. Вернувшись из отпуска, Валя похвасталась Игорю своими достижениями, свидетельствующими о её правоте и о вредном влиянии Игоря на девочку. Многое по просьбе Наташи Валя утаила. Игорь не соглашался, считая, что Валя издевалась над дочерью и сделала из неё покорную скотину. В их споре, как обычно, победителей не оказалось — каждый остался при своём мнении; спор прекратился, но, поскольку жить без споров они не могли, новым предметом споров стала политика — вместо Наташи, Игорь и Валя обсуждали президента. Оставшись одна, Наташа ходила к Ире на тренировки, продолжительность которых ещё больше увеличилась, в огороде работала совсем мало, пол не мыла, посуду мыла изредка. Большую часть времени Наташа проводила с Олей и с местными подростками, валялась на своём коврике, а когда хотела — в карцере. Ира, отмечая спортивные успехи и достижения девочки, стала уделять ей ещё больше внимания; созваниваясь с Валей, сообщала ей хорошие новости о дочери. Теперь Наташа сама ходила в магазин, распределяла свои деньги и режим дня, а Ира лишь присматривала за её делами и докладывала обо всём Вале по телефону. Наташа научила Олю и Иру жарить слизней и лягушек, есть гусениц и червей. Девочки с Ирой часто отправлялись в лес на охоту, которую Ира легко сочетала с муштрой, так, что охота превращалась в серьёзную тренировку. Ира научила Наташу, как прежде научила Олю, терпеть боль. Для достижения результатов в растяжке Ира применяла эффективные методы, но такие, которые используются исключительно редко в связи с их болезненностью; их можно сравнить с пытками на дыбе. Она часто применяла связывания на длительное время в специальных позах; Олю она так не тренировала, поскольку Оля не стала бы этого терпеть. Если бы не тренировки, острых ощущений Наташе не хватило бы. Купания оставались ежедневными и продолжались до самого последнего дня; к купаниям добавилось обливание из шланга более холодной водой. Когда делать было нечего, Наташа бралась за учебники; она решила все задачи по математике и физике за следующий класс. Ира принесла ей разборные гантели и учебники для старших классов. С математикой, физикой и химией Наташа справлялась сама — тётка не смогла бы ей помочь. Пакостить хотелось по-прежнему; так, узнав о частых ссорах между двумя жителями посёлка, чьи дома соседствовали друг с другом, Наташа купила крысиный яд, смешала с фаршем и незаметно сунула собаке одного из этих людей, и вскоре насладилась зрелищным мордобоем, закончившимся приездом милиции, которая забрала бедного хозяина дохлой собаки, и — скорой помощи, забравшей его избитого соседа. Дома, в огороде и у Иры Наташа предпочитала ходить голой; хотя в течение лета были дождливые периоды, лето оставалось тёплым до самого конца. * * * В субботу 28 августа Валя и Игорь приехали за Наташей. — Наташка, как ты изменилась, окрепла! Игорь, посмотри — что я тебе говорила! — Да, окрепла, огрубела, жилистая стала, — подколол Игорь, — как будто всю жизнь крестьянкой была. — И что в этом плохого?! Огрубела, а выглядеть-то лучше стала! — спорила Ира. — Да, в общем — лучше стала, конечно, — признал Игорь, — только, не женственная она теперь, грубоватая, но — веяния разные сейчас, многие девушки железками качаются. — Вот именно! Железками качаются, а другим женственность навешивают, как эта твоя прошмандовка с телевиденья. Вон как за жопу тебя схватила — такой синячище остался! А что хорошего — быть женственной размазнёй, тем более — в этой стране?! А я тебе тоже не нравлюсь? А Наташеньке, выходит, ещё и в обмороки падать надо?! — Может, и не надо, — согласился Игорь. — Хватит спорить, я себе такой больше нравлюсь! Папик, все твои барышни в девятнадцатом веке подохли! — Правильно сказала, доченька! А от такой барышни он сам убежит, я-то знаю! — Одно дело — сексуальное влечение, а другое — эстетика, — оправдывался Игорь. — Рот заткни, демагог хуев! — прикрикнула Валя, и Игорь замолчал. Наташа начала рассказывать о том, как жила в посёлке после отъезда матери, о тренировках с Ирой, о доме и огороде. Валя пошла поболтать к Ире, а Наташа осталась с Папиком. Валя открыла шкафы; вся хорошая одежда оставалась в тех же сумках, в которых её сюда привезли, так что собирать её не пришлось. Наташа захотела взять несколько вещей из числа бывшего рванья, которые её особенно прикалывали. После обеда Валя готовила дом к зиме, Игорь валялся на кровати Вали, а Наташа прощалась с приятелями. После ужина Валя, Наташа, Ира и Оля сходили на речку и искупались. Утром Игорь вернул Валю и Наташу в Москву. Хотя Наташа не обувалась уже три месяца — с 28 мая, она считала, что так следует продолжать до 1 сентября. Войдя в квартиру, Наташа разделась догола, осмотрела свою комнату, разложила привезённые вещи, позвонила подругам. Валя приготовила обед; обедали, как и прежде, по отдельности: Наташа — в своей комнате, Игорь — лёжа на диване, со столика, Валя — на кухне. Так же прошёл и ужин. Вечером Валя стала уговаривать Наташу лечь спать на пол, но девочка сказала, что после большого перерыва очень хочет лечь в мягкую постель, что и сделала. Валя расстроилась, подумав, что дочка опять раскиснет на мягкой постели, а утром стала уговаривать её жить так, как она жила в поселке: — Будешь опять валяться, и снова раскиснешь! И всё — коту под хвост! — Да ни хуя я не раскисну! — ответила Наташа. Валя и Игорь ушли на работу. Наташа проверила свой тайник, в котором было немало денег, добавила туда пятьсот баксов, которые Папик вечером дал ей тайком от Вали. Она достала свои платья и украшения, принялась их мерить перед зеркалом; закончив эту примерку, она снова разделась, убрала всю одежду в шкаф и занялась теми упражнениями, которые не требовали спортивных принадлежностей — в квартире не было ни каната, ни перекладины, ни гантелей. Наташа включила телевизор, перебрала все каналы, не нашла ничего интересного и выключила его. Она подумала заняться уборкой, но квартира была чистой, тогда она легла на кровать и провалялась на постели, как раньше, до прихода матери. Мать расстроилась, а Наташа объяснила, что ей было скучно, делать было нечего и т.п. Вскоре вернулся с работы Игорь; как всегда, начался спор. — Всё равно она пользу какую-то получила, — сказала Валя. — Да ничего она не получила, только зря страдала. Вот тебе твоя палочная педагогика! Спортинвентарь я ей куплю, пусть занимается, если хочет. Только вот — не захочет она! — Папик, ты что — сбрендил? Конечно, захочу! — Вот видишь — без одежды ходит. — Не ходит, а лежит. И пусть лежит! Что ей — из угла в угол бегать?! — Ещё и побегает, — возражала Валя. — Ой, да заткнитесь вы все! — Правильно, Наташенька! — поддержал Игорь. — Оставь девочку в покое, итак уже поиздевалась над ней. Пусть хоть перед школой отдохнёт. Игорь ушел в другую комнату, лёг на диван и включил телевизор, Наташа валялась на постели, а Валя отправилась на кухню готовить ужин. Ужинали, как всегда, врозь. — Чуваки, хотите, покажу трюк? Папик, вынимай камеру! Мама, посмотри, тебе понравится. Игорь достал видеокамеру, Наташа взяла булавку, села на пол, заложила ноги за голову, проткнула себе обе губы булавкой, застегнула её. Игорь, восхищаясь, снял это представление. — Вот так! Зря ничего не бывает! — победно сказала Валя. — Поживу по-прежнему до сентября, чтобы лето так закончить. — А потом опять будет, как в прошлом году? — испугалась Валя. — Будет по разному. А летом приедем на дачу, и снова буду там обходиться и терпеть; даже ещё круче. Ма, этим летом так отлично было, я там просто ожила, но ты могла бы и покруче что придумать. И всё время ты прям такая деликатная была! Под похвалы матери и отчима Наташа показала ещё несколько трюков, которым научилась; Игорь снимал. Демонстрация трюков перешла в обычную разминку; Игорь продолжал снимать, Валя ушла на кухню, и спор прекратился. Игорь обещал Наташе достать видеокассеты с различными трюками. Наташа легла спать на полу; сумка заменяла подушку. На следующее утро Наташа надела «половое платье», пошла в дорогой салон и сделала модный «ёжик»; парикмахерша быстро определила качество и стоимость ткани, из которой было сделано платье, и похвалила его, решив, что это — «последний писк моды». — Это — эксклюзив, — сказала Наташа, — над готовым платьем художник поработал. Платье стоило триста пятьдесят баксов, и ещё триста баксов художнику заплатить пришлось. Он назвал эту работу «Половая Принадлежность». После обеда Наташа гуляла с подругами в дачных шортах и в топике; она рассказывала им, как провела каникулы, и пояснила, что так она должна одеваться до 1 сентября; прикол всем понравился. Вечером Наташа рассказала Вале и Игорю о глупой парикмахерше; все повеселились от души. Готовясь вечером к школе, Наташа снова мерила одежду, и только обувь не примеряла. Поскольку полночь не наступила, и всё ещё был август, Наташа легла спать на пол, но, проснувшись в три часа ночи чтобы поссать, легла в кровать. Позавтракав, Наташа быстро перемерила всю обувь, выбрала подходящие туфли, надела приготовленное вечером платье, аккуратно навела незаметный макияж, и отправилась в школу. То, как прошел этот день в школе, неинтересно для описания. Пройдясь по магазинам и сделав кое-какие покупки, Наташа вернулась домой, разделась догола, сходила в туалет, съела большой кусок буженины и пирожное, выпила кофе со сливками, достала старую когда-то дорогую одежду, достала швейную машинку, и принялась шить различные экзотичные и эпатажные наряды, чем занималась до прихода матери. Вечером этого дня Валя, Наташа и Игорь отметили достижение Наташи в хорошем ресторане. В квартире Наташа теперь ходила голой, а в школу надевала такие же дорогие платья и туфли, какие носила в прошлом году, надевала украшения и пользовалась косметикой. Для прогулок она часто надевала собственные изделия, смотревшиеся очень стильно. Стоит заметить, что, перешив старую одежду, шитьём она занималась очень редко — только если придумывала что-то очень необычное. С первых дней школьных занятий Наташа удивила учителей математики, физики, химии и физкультуры — в прошлом году по этим предметам ей «так» поставили «тройку», физкультуру она вообще не посещала. Учителя математики, физики и химии хвалили её за успеваемость и позволяли ей всё, другие учителя хвалили её за отличное поведение и позволяли почти всё. Учитель физкультуры разрешил ей заниматься по своей программе, в то время как весь класс бегал по кругу. От того, что Наташа делала на уроках физкультуры и во дворе на спортплощадке, мальчики просто тащились. И только злобная училка по литературе недолюбливала Наташу, а Наташа недолюбливала эту училку и литературу — сочинения ей никак не давались. Упражняясь, она написала десяток писем разным незнакомым людям, чьи адреса нашла в базе данных. Она писала мужчинам от имени женщин и женщинам — от имени мужчин; все письма были любовного содержания, с «воспоминаниями» о похождениях. Для неё это был ещё и способ совершить пакость — возможно, эти письма вызовут семейные ссоры. Но эти упражнения никак не сказались на успеваемости по литературе — Наташа в неё «не врубалась». Наташа, наконец, вставила в соски, в пупок и в клитор колечки, которые прежде не решилась вставить из-за страха перед болью; вставила без обезболивания, даже не пискнув, а Валя насладилась этим зрелищем. Теперь Наташа реже посещала ночные клубы и рестораны, чаще ходила на тренировки. Как и прежде, до снега Наташа носила босоножки за четыреста долларов, зимой ходила в школу и в ближайшие магазины в лёгкой одежде и выходила голой на балкон, как и её взрослая подруга Лена Рак. Вале нравилось ходить с Наташей в магазин, когда девочка была так одета, и дорогие босоножки больше не возмущали Валю. Отношения между Валей и Наташей оставались такими же хорошими, какими они были на даче. Наташа, хотя и редко, готовила еду, стирала, пылесосила, но пол не мыла. Наташа подбила Валю заняться тренировками; Валя в них быстро втянулась и познакомилась с подругами Наташи. Скандалы прекратились, но не потому, что Наташа стала слишком хорошей, а потому, что Валя не обращала внимания на то, что прежде её сильно возмущало в поведении Наташи. Наташа деньги теперь не воровала — ещё больше обогатившийся Папик давал ей достаточно. ЭСТЕТЫ. Марьяна осторожно открыла дверь ключом, на тот случай, если отец спал; вошла в квартиру — пока было спокойно. Достав из котомки бутылку водки, поставила её на стол, тихо прошла в комнату, легла на свой матрас — кровать родители давно пропили, как и многие другие вещи. Марьяна носила обноски, ведь если ей и удавалось купить что-нибудь более приличное, родители отбирали и пропивали. Марьяна уже засыпала, когда проснулся мучимый похмельем отец; заметив дочь, он подошел к ней и пнул ногой. Марьяна, ожидая очередных неприятностей, встала. — Где водка? — спросил папаша, закуривая дешевую папиросу. — Вот, принесла, — ответила Марьяна, показывая на бутылку. — Что?! Ты с одной бутылкой явилась, стерва? — Больше денег не было, — испуганно ответила Марьяна. — Врёшь, сволочь — ты их прикарманила! — отец схватил Марьяну за волосы, оттянул голову назад; Марьяна заныла от боли. — Нет! Честное слово! — Врёшь, сучка! Отцу врёшь! А знаешь, как у меня голова болит?! — отец ещё сильнее потянул за волосы. — Знаешь, как мне жрать хочется?! А тебе наплевать? Отвечай, стерва: хочешь, чтобы я сдох?! А вот я тебя! Стянув с Марьяны халат, отец крепко схватил её за грудь, и с деловым видом прижал к ней папиросу — это был его любимый способ наказания, и Марьяна почти привыкла к этому. Желая ужесточить наказание, отец поднёс папиросу к лицу Марьяны. — Вот глазик выжгу, будешь знать! — Продолжая держать Марьяну за волосы, отец поднёс сигарету к глазу, Марьяна зажмурилась. — Что, страшно? Выжгу глазёнки, и научу отца уважать, воровка! Марьяна заскулила, отец взял папиросу в рот, затянулся, стряхнул пепел и прижал её к щеке Марьяны, которая, не смотря на боль, не смела сопротивляться и ещё радовалась, что он жег щёку, а не глаз. Пьяная мамаша, несмотря на громкие крики, так и не проснулась. — Убирайся на улицу, сука, и не возвращайся!— Отец вытолкнул Марьяну за порог в одних трусах; презрительно глядя, подождал немного, и швырнул халат. — Прикрой срам, бесстыжая! Отец захлопнул дверь. Марьяна надела халат и, тихо плача, поднялась на последний этаж, где забилась под лесенку, ведущую к люку чердака; проплакав всю ночь, под утро уснула. Жильцы последнего этажа не обратили внимания на нищенку — бомжи здесь были частым явлением, и Марьяне не раз приходилось здесь ночевать. Когда она проснулась, решила пойти к Лене — своей подруге, с которой недавно познакомилась. Лена казалась умной и доброй, и, живя другой жизнью, проявляла интерес к жизни Марьяны. Лена жила в соседнем корпусе того же дома на Таллиннской улице. Двадцатиоднолетняя Лена была красивой, имела рост в 179 сантиметров, хорошую фигуру (для тех, кто не любит «красавиц Бухенвальда»), округлую попку, подтянутый тренировками живот и грудь третьего-четвёртого размера. — Раздевайся, проходи на кухню и рассказывай, — пригласила Лена. Лена налила Марьяне чай; девочка рассказала о случившемся. Лена с интересом рассматривала Марьяну: кроме свежих ожогов на лице и груди, на теле Марьяны было много рубцов от старых ожогов; на спине, на животе и на ягодицах — следы порки; на голове — старая ссадина и сигаретные ожоги. — Он совсем бешеным становится, всё хуже и хуже, — заключила рассказ Марьяна. — Я читала, что у алкашей всегда так. Лучше туда не возвращайся, а то он и вправду когда-нибудь глаз тебе выжжет, или даже убьет! — Да, я давно хотела сбежать, только — некуда. — Оставайся пока у меня. — Здорово! — обрадовалась Марьяна. — Правда, одежду купить и содержать я тебя не смогу, но жить можешь. — Как-нибудь обойдусь, кормилась же до сих пор. Может, у тебя найдутся обноски? — Посмотрим, — Лена достала старую футболку, что оказалось совершенно безнадёжным из-за больших размеров Лены. — Ладно, может быть, потом найду где-нибудь старую одёжку, — решила Марьяна. — Как думаешь, он мог бы тебя зимой так выгнать? — Если допьётся — может. — Какой ужас! Давай, потанцуем! — Лена прибавила громкость, девушки начали танцевать, но Марьяна вскоре перестала, она смотрела на Лену и завидовала. — У меня так никогда не получится. — Если хочешь, научу! — Дохлый номер! Девушки снова отправились на кухню. — Хочешь вынести мусор в голом виде, — предложила Лена, подавая Марьяне чай. — Он меня голой выгонял за дверь, в наказание. — Какое же это наказание? Это прикольно! Давай, мусоропровод на лестничной клетке между этажами, — Лена дала Марьяне ключи от общей двери и мусорное ведро. Несколько квартир были отгорожены ещё одной общей дверью; Марьяна открыла её, вышла к лифту, поднялась по лестнице на пол-этажа, высыпала мусор, пошла обратно, и, проходя возле лифта, услышала, что кабина останавливается на этом этаже; только взялась за ручку общей двери, и мужчина «в возрасте», вышедший из лифта, свернул в её сторону и оказался рядом. — Какая красивая девушка, и совсем голая! — улыбался мужчина. — Марьяша, не бойся, это — Блин Горелый, мой первый мужчина. — Будем знакомы, — протянула руку Марьяна; дрожа, Блин поцеловал ей ручку. — Блин, ты дочку свою ещё не трахнул? Ты же любишь малолеток, — подколола Лена. — Нет, как я могу?! Жена меня убьет. Но, скажу по секрету — хочется! Да и она меня соблазняет, когда мы одни. Попрощавшись с девушками, Блин вошел в свою квартиру. Из-за двери послышался строгий голос Таньки: «С кем ты там любезничал? Всё на девок пялишься, козлищё?! Только попробуй к ним зайти: яйца тебе оторву!» — Как ощущения? — спросила Лена. — Да, очень прикольно, — рассмеялась Марьяна. — А теперь пойдём за твоими «деликатесами», — сказала Лена. — Ты хочешь попробовать? — удивилась Марьяна. — Пробовала уже, это прикольно, а будет ещё прикольнее. — Лена надела вечернее платье, золотую цепочку и хорошие туфли. — Нам ещё подкраситься надо! Лена хотела намазать Марьяне лицо сладким чаем, как она это делала с Наташей, чтобы лицо казалось грязным, но этих изменений не требовалось. Лена уложила себе волосы, подкрасила личико и выглядела шикарно. На улице, Лена ещё раз осмотрела Марьяну, которая была естественно грязной. — Мы прикалывались, специально пылью припудривались, мазали лицо сладким чаем, а ты и так хорошо смотришься! Девушки вышли на улицу; было около двенадцати градусов тепла, большие сугробы ещё не растаяли; Марьяше было холодно. Девушки дошли до автобусной остановки, постояли там минут пятнадцать, и дождались автобуса. Сев в автобус, они вели себя, на удивление окружающих, как хорошие подруги — разговаривали на равных, держали друг друга за ручку, обнимались. Проехав четыре остановки, вышли из автобуса и направились в закусочную. В забегаловке стоял типичный тошнотворный запах: воняло селёдкой, солянкой, рассольником, разными блюдами и соусами, явно — не свежими, а всё вместе, напоминало запах рвотных масс, как и в любой другой столовой; так же одинаков запах морга и мясного магазина. Прежде, до введения пластиковых стаканчиков, стаканы в любой «тошниловке» воняли селёдкой; теперь, получая «разовый» стаканчик, можно было почувствовать запах моющего средства, сквозь который иногда мог проступать запах пива или кефира. Весь фокус состоит в том, что моющие средства стали качественнее, а может, просто агрессивнее; стаканы остались не менее многоразовыми, чем старые стеклянные, зато, их цена теперь входила в стоимость покупки. Эту «подноготную правду» можно узнать у работников столовых, втыкая им иглы под ногти или гладя спину горячим утюгом. Посетители сдержанно посматривали в сторону девушек, которые, не купив еду, стояли у столика. Когда мужчина и женщина покинули столик, оставив на нём немного кофе в стаканчиках и недоеденное пирожное, девушки перешли к освободившемуся столику. Лена разделила объедок пирожного, отдав часть Марьяне. Подруги допили кофе и доели пирожное. Вскоре освободился ещё один столик, на котором остался недоеденный суп, бутерброд с маслом и огрызок от сосиски; девушки доели и это. Посетители продолжали поглядывать на странных подруг, которые переходили к освобождавшимся столикам, и доедали объедки. — Спасибо за угощение, — поблагодарила Лена, и поцеловала ручку Марьяне; девушки покинули забегаловку. — Здорово! — радовалась Марьяна. Лыбясь, к подругам подошел лысый старикан с большим профессиональным фотоаппаратом. — Ваш прикол мне очень понравился! Можно вас сфотографировать? — Ты что — журналист? — спросила Марьяна. — Нет, я фотохудожник! — Рискнём? — предложила Лена. — Согласна, только тогда пусть и заплатит, — сказала Марьяна. — Сколько хотите? — обрадовался фотограф. — Обычно, пятьдесят дают, — сказала Марьяна. Марьяна назвала цену в рублях по бог-весть-какому-перестроечному курсу — столько обычно просили нищенки с тех, кто их фотографировал. — Больно много! — Хочешь, я прямо здесь халат распахну! — развеселилась Марьяна. — Ну, тогда можно, — согласился фотограф. Сделав несколько снимков, и расплатившись с Марьяной, фотограф сообщил, что его зовут Тофик, а знакомые называют Пуфиком. Пуфик принялся хвастаться проведенными выставками и полученными призами. — Я тоже снимусь, только мне долго раздеваться. Пройдёмте туда, там вид хороший. Марьяна, а ты посторожи и свисни, если что. Лена подошла к памятнику, стоящему в закутке среди деревьев, быстро сняла платье, влезла на него и сделала интересную позу. Фотограф снял, Лена оделась. — Это стоит двести баксов, — сказала Лена. — Было отлично! Согласен, вот — двести и за неё ещё пятьдесят. Лена и Пуфик вернулись к Марьяне. — Всё было тихо! — улыбнулась Марьяна. — Вот и хорошо, спасибо, Марьяшка! — А сколько ты с него взяла? — спросила Марьяна. — Двадцать, — сказала Лена. — Так мало?! — Был один снимок, простой, — ответил Пуфик. Марьяна подобрала недопитую бутылку пива, стала пить из горлышка. — Ещё бы закуску найти! — Давай искать! — согласилась Лена. Осмотрев несколько урн, подруги нашли объедки, и, смакуя, принялись их поедать, Пуфик снимал весь процесс. — Нажрались на халяву! — довольным голосом сказала Лена. — Да, за подобные деликатесы некоторые гурманы дорого платят в крутых ресторанах, — подтвердил Пуфик. — Да, люди из «высшего света»! — Клёво! — сказала Марьяна. — Я видела таких: сами — богатеи, а с нами побираются, и одеваются, как мы. — Тонкие ценители экзотики, — важно произнёс Пуфик. Девушки прогуляли до вечера с Пуфиком. Лена тайком взяла с него ещё сто долларов и телефонный номер. Подруги сели в автобус, и, к удивлению пассажиров, начали целоваться. То же повторили и в магазине, где в складчину купили бутылку вина; деньги Марьяны были истрачены. Войдя в дом, девушки принялись хохотать. — Заметила, какая наступила пауза, когда мы целовались? Они все замолкли сразу! У них челюсти отвисли! — заметила Лена. — Клёво! — согласилась Марьяна. — Марьяна, не раздевайся пока, сядь на стул, — веселилась Лена. — Что ты придумала? — Прикол: прислуживать нищенке. Хочу попробовать. Лена, не снимая платья, туфель и украшений, принесла таз с водой, и принялась мыть ноги Марьяне. Сменив воду, и вновь омыв их, стала обтирать волосами и целовать. — Мне понравилось! А тебе? — спросила Лена, лаская Марьяну, когда омовение ног закончилось и девушки разделись догола. — Здорово, я бы тоже тебе так сделала! — Розовая любовь — это прекрасно! — крикнула Лена в открытое окно. Девушки распили бутылку, наласкались, наговорили друг другу массу приятных слов и решили, что пора ложиться спать. — Марьяшка, придётся тебе на полу спать, у меня кровать односпальная. — У меня давно кровати нет, только матрас, но могу и без него. У тебя так здорово! — Рада это слышать! И мне с тобой интересно. Кстати, на мой взгляд, в своём халатике ты выглядишь очень симпатично! Утром Лена снова занималась своими упражнениями, принимала душ, говорила по телефону, учила Марьяну танцам. Подруги пили чай, но есть не стали — Лена объяснила, что они снова пойдут за деликатесами. — Пойдем, бутылки собирать? — предложила Марьяна. — Можно, — согласилась Лена. Марьяна, надев своё барахло, крутилось перед зеркалом. — Бесподобно! — оценила Лена, осмотрев Марьяну. — Попробую так одеться! Лена надела висевший у двери халат, повязала голову старым грязным полотенцем для посуды, посмотрела на себя в зеркало, и улыбнулась. — Тебе тоже это идёт, отлично! — восхищалась Марьяна. — Да, согласна, но ты смотришься намного лучше меня. Девушки вышли на улицу, принялись собирать бутылки, подъедали объедки. — Ленка, привет! Прикалываешься? — спросила одетая в узкое короткое чёрное платье на узких бретельках (кажется, оно никогда не выходит из моды, и стало классикой) и в босоножки за $450 Наташа. — Привет, Наташка! Видишь — подружку тебе нашла! Лена познакомила Марьяну и Наташу, рассказала историю Марьяны. К вечеру, набрав мешок бутылок, Лена и Марьяша сдали их на пункт приёма посуды и вернулись домой. В этот день прохожие не уделяли девушкам внимания, поскольку обе они казались обычными нищенками. — Да, жаль, но мне этот стиль не подходит, хотя он очень удобен, — лукавя, пожаловалась Лена. Она обняла Марьяну, стала ласкать, с восхищением рассматривая рубцы. — Об тебя часто тушили сигареты? — Много-много раз! — печально сказала Марьяна. — На что это похоже? — Он злой такой, бешеный, орёт, угрожает, и жжёт меня папироской. — А если бы был не злой? Если бы — с нежностью, — мечтательно спросила Лена. — Что, если бы он был такой хороший, и ласково… прижег сигаретой? — Да! Представь: погладил бы, поцеловал, прижег бы, и похвалил. — Я была бы счастлива! Только… так не бывает. — Бывает, — подтвердила Лена. — Может, попробуем? — обрадовалась Марьяна. — Я не курю, но — как-нибудь попробуем, — торжественно пообещала Лена. — Ты — лучше всех! — восхищалась Марьяна. Марьяна обняла Лену; девушки обменялись поцелуями, пошли на кухню пить вино. Марьяна была счастлива. Девушки уснули. Боясь отца, Марьяша осталась жить у Лены. На следующий день Лена побеседовала с отцом Марьяши, который совершенно не хотел, чтобы дочь вернулась домой. ОТЩЕПЕНЦЫ. Утром подруги снова посетили забегаловку, вместе с Наташей. Лена оделась, как в прошлый раз, а одежда Наташи мало отличалась от одежды Марьяны. К компании присоединилась бы и Валя, но она всё ещё работала и ждала сокращения. Работники забегаловки и посетители, видевшие девушек раньше, приветствовали их появление. Из забегаловки они отправились в парк, где Лена представила Марьяну своим подругам, которые собирались отправиться на отдых по приглашению Наташи. Лена рассказала подругам историю Марьяны, и то, как они прикалывались. Лена и Света дружили со школы; позже они поссорились, когда Света в пятнадцать лет ушла из дома к первому мужу — сорокасемилетнему учителю математики. Лена ревновала, и из ревности устраивала скандалы Свете и её мужу, грозила ему разоблачением, но позже поняла, что вражда была вызвана ревностью, и что она имела «розовое» влечение к Свете. Света с детства одевалась и вела себя, как мальчишка, но лесбийских наклонностей за собой не замечала; она страстно влюблялась в мужчин, хотя и на короткое время, пыталась заниматься бодибилдингом, но бросила из-за сомнительных критериев судейства. Переместив внимание с форм тела на грубую физическую силу, значительно преуспела в этом, и посмеивалась над культуристами. Отец Светы периодически увлекался крайними религиозными течениями; долгое время его увлечением было учение Порфирия Иванова, и он активно старался приобщить к этому дочь, в том числе — с помощью ремня. Папаша обливал Свету зимой на балконе, после чего она должна была стоять там и обсыхать; водил к проруби в одном купальнике, заставляя окунаться с головой, что, по его мнению, было исключительно важно: «иначе это — не купание» — говорил папаша. Света вспоминала, как возвращалась после купаний с замёрзшими волосами, с которых свисали сосульки. Лена ходила на эти процедуры со Светой и её отцом добровольно, и когда Света ушла из дома, Лена ещё больше подружилась с ним. С отцом Света не разговаривала до сих пор, хотя прошло уже шесть лет с момента её ухода из дома. Первый, гражданский, муж Светы — учитель математики — спился и умер от осложненной пневмонии и крайнего истощения. Вторым мужем стал её институтский преподаватель, который был старше её отца; с ним она зарегистрировала брак. Катя была отвязанной, хулиганистой; часто подбивала своих приятелей пойти на барахолку воровать — ей было «прикольно» украсть даже самую пустячную и ненужную вещь, равно, как совершать ночные прогулки с приключениями, тормозить дорогие иномарки и раскручивать водителей на посещение ресторанов. В компании с приятелями, особенно если была нетрезвой, она могла подойти к прохожему в парке, и показать ему задницу или пипиську, спрашивая идиотским голосом: «вам нравится моя попка?», или: «у меня писька не покраснела?». Катя любила ездить в метро в короткой юбке без трусиков, чтобы кто-нибудь это видел, а если он потом пытался познакомиться — появлялась Катькина шпана. Хотя драк в этих ситуациях не случалось, человеку, попавшемуся на розыгрыш, было крайне неприятно. Катя любила высмеивать прохожих, обращаясь к приятелям, так, чтобы объект насмешек это слышал, а высмеивала Катька умело, «по делу» — приятели хохотали. Если, гуляя со шпаной, находила спящего пьянчужку, любила обоссать его, особенно зимой, а её шпана веселилась, улюлюкала, и гарантировала Катьке полную безопасность. Катя с удовольствием принимала участие в издевательствах над бомжами, у которых иногда отбирали зимой одежду и обувь. Часто подбивая на такие выходки остальных, была «заводилой» и «душой компании». Её всегда притягивали опасные, рискованные, криминальные приключения. В кармане Катя всегда носила нож с выкидным лезвием; в ночное время, выпив бутылку пива, она клала её в сумочку, чтобы использовать, как оружие. О её прошлом не знал никто — всё, что было связано с прошлым Кати, являлось либо закрытой темой, либо было придумано; есть подозрение, что она была лесбиянкой когда-то, но сейчас она ненавидела большинство женщин; «мотивы» этой ненависти были каждый раз иными, рассказывались небывалые истории, которые противоречили друг другу. Кате шел двадцать первый год; рост — 178 см.; она часто стриглась наголо, а когда волосы отрастали, красила их в яркие цвета; в каждом ухе имела десять дырочек, куда вставляла то, что подходило под настроение на данный момент; одевалась очень стильно, следила за модой. Зина была чуть старше Наташи. Она имела проблемы с родителями, примерно такие же, какие прежде имела Наташа. Родители были рады сплавить Зину к подругам; они даже дали ей деньги. Зина не была такой изнеженной, как Наташа год назад; скорее, её можно было бы назвать хулиганкой. Так, однажды, когда к её родителям пришли «важные гости», она, нашлёпав себе по заднице, показала её гостям, сказав: «а папочка меня опять выпорол», или, в другой раз, подсунула отцу в папку свои фотографии; эту папку отец открыл на совещании, и, к его ужасу, двое сотрудников, сидевших рядом, узнали на снимках его дочь, подвешенную за ноги, со свечкой во влагалище. Юля имела средний рост, хорошую фигуру; она была красивой. На вид ей можно было дать семнадцать лет. Явно, она была из обеспеченной семьи, в которой пользовалась большой свободой. Юля выделялась среди подруг хорошими манерами, во многом — противоположными Кате и Зине. Она посещала тренажерный зал, где и познакомилась с подругами. — Марьяшкин папаша — настоящий садюга! — усмехнулась Света. — Я сама знаю таких, — сообщила Катя. — А уж фантазии — гестаповцам не снилось! — Она отлично смотрится! — оценила Лена. — Может, нам всем так одеться? — смеясь, предложила Катя. — А я хочу пойти босиком, в этом купальнике, — сообщила Юля. — Юля, как это круто! — ёрничала Катя. — Да, так и поеду. Возьму с собой какую-нибудь одежду, а обувь брать не буду. Так интересно! Наташка же всё лето так проходила. В этом году Валя не могла взять отпуск, и ждала сокращения, поэтому Наташа должна была отправиться в посёлок на каникулы одна. Она решила пригласить своих подруг; мать знала девушек и не возражала. Наташа рассказала матери, как она, Лена и Марьяна прикалывались в закусочной. История Марьяны заинтересовала Валю. — Знаешь, я года два назад видела такую картину: девочка в рванье сумки пёрла; мне так тогда это всё понравилось, и так хотелось тебя видеть на её месте! Думала, что никогда не сбудется, и вот — получилось; я так счастлива была! Как нищих детей увижу, так прямо захочется тебя видеть на их месте! Помню ещё один случай: в подземном переходе к Арбату нищенка сидит, а с ней девочка; ей года четыре, может — пять. Такая холодина была, а девочка — босая, в тоненьком платьице, чумазенькая, но со светлыми волосами, не цыганка. Мне это так понравилось! Можешь познакомить меня с Марьяной? Наташа передала Лене просьбу матери; Лена привела Марьяшу к Вале, а Валя уговорила Лену передать девочку ей на время их поездки — Лена сама понимала, что Марьяна им будет сильно мешать, а то и вовсе сорвёт мероприятие. Лена дала Вале координаты родителей Марьяны. Третьего июня подруги приехали за Наташей на «копейке» Лены. Зина приехала в рваном халате, без вещей, с небольшим количеством денег, и с мыслью, что потом можно будет сказать, будто её выгнали из дома в таком виде. Валя похвалила Зину за то, что она исправила ошибку родителей, которые так и должны были с ней поступить. Света произвела впечатление на Валю своей внешностью, и у Вали возникло желание видеть дочь такой, а лучше — ещё мощнее; теперь у неё была на это надежда, поскольку Наташа сама брала пример со Светы. Валя попрощалась с Наташей, пожелав ей «муштроваться, а не расслабляться». Сев в машину, Наташа отправилась с подругами на дачу. — Девки, раздевайтесь, и живите! — пригласила Наташа, открыв дверь дома. — Все оголились — отлично! — заметила Зина. — Будем правила устанавливать? — заинтересовалась Лена. — Будем! Правило первое: в доме — никакой одежды и обуви! Возражений нет? Принято! — председательствовала Наташа. — За нарушение — штраф, — предложила Лена. — Света, будешь подчиняться? — Хуй вам! Наташа включила свет, воду, газ, осмотрела дом, и отправилась к Ире. Оли не было; поприветствовав Наташу, Ира рассказала о том, как прошла зима. Наташа недолго поговорила с тёткой и поспешила к своим подругам. — Пойдёмте, покажу карцер, — Наташа повела подруг, показала карцер. — Правда — карцер! Как же тут спать? — удивилась Света. — Попробуй — узнаешь! — засмеявшись, ответила Наташа. — Давайте, попьём водичку, и за огород примемся, — предложила Лена. — В огороде можно без одежды, — сообщила Наташа, — соседка — натуристка. Давайте, для начала, очистим здесь площадку, уберём бурьян и засохшие кусты. А Свете лучше плавки надеть — будет, как парень. Света согласилась, надела плавки и кроссовки; остальные остались раздетыми. Девушки взяли садовые инструменты, принялись уничтожать сорняки и выкорчёвывать кустарники. Работать с лопатой без обуви было очень неудобно; девушки решили терпеть, а Зина обулась, но и это ей не помогло. — Я измучилась, больше не могу, — тяжело дыша, пожаловалась Зина. — В карцер её, — засмеялась Лена. — Да, в карцер. Только я хотела сама сегодня там лечь — соскучилась по нему. — Что — правда? — удивилась Зина. — Правда, — улыбнулась Наташа. — Девочки, как ещё наказать Зинку? — Пороть, — предложила сама Зина, — лучше — мухобойкой. — Есть мухобойка! Девочки, сколько ей влепим? — По три удара: по животу, по спине, по каждой ягодице, ляжке и груди, — предложила Лена. — Все согласны? Вечером устроим порку. — Уй, ужас, какой! Только — чтобы не Света порола! — завопила Зина. — Пусть каждый ударит, а Светка — по заднице, — предложила Лена. — Девочки, а теперь надо жратву купить, — напомнила Наташа, — сходим вместе, чтобы вы все дорогу знали — будем по очереди ходить. — Меня всё равно порка ждёт, я не пойду, — заявила Зина. — А потом будешь сама дорогу искать, — предупредила Лена. — Ладно, схожу с вами. Наташа надела «половое» платье и золотые украшения. Зина надела свой убогий халат и серый платок, похожий на половую тряпку. Лена в микрокупальнике и больших ботинках выглядела, как секс-бомба, Света оделась «военщиной», и выглядела головорезом. — Светка, тебе только автомата не хватает и ожерелья из отрезанных ушей, — подметила Лена. — И постригись наголо! — Светка, постригись — круто будет! Я тоже постригусь, — поддержала Наташа. — Ладно, постригусь, раз так просите. Лен, а ты сними свои ботинки. — Могла бы, но я в них лучше смотрюсь. — Нет, ты без них лучше смотришься, — спорила Света. — Двоих босячек достаточно! — Юлька приедет; обещала быть босой. — Что-то не верится, — захихикала Лена. — Чего же не верить? — удивилась Наташа. — Не верится, что сразу так приедет. Спорим? — Давай! Проиграешь — и тебя пострижем! — Ну, а если выиграю? — Юльку пострижем, а я и так постригусь. — По рукам! — согласилась Лена. Девушки решили, что готовить будет Лена, а Наташа поможет помыть посуду. Зина была, в соответствии с «правилами», освобождена от работы на весь день, а Свете досталась уборка, которую она ненавидела больше всего. — Легко она отделается — поркой, — усмехнулась Света, — зато, весь день отдыхает. — И ты можешь поркой отделаться, — заметила Зина. — Хуюшки! Пришло время пороть Зину. Её решили не привязывать, и пороть в положении «стоя». — Чур, бить будем по настоящему! — заявила Лена. — Бейте, — согласилась Зина. — Девочки, я прикол придумала: если Зинка после десяти ударов ни разу не вскрикнет и сохранит улыбку, порка прекратится! — предложила Лена, девушки согласились. — Сначала — три удара по каждой груди и три по животу, и один — по внутренней поверхности левого бедра. Потом — продолжим. Натка, ты, как хозяйка, бьешь первой. Только — по настоящему! Один удар — передаешь мне, потом — меняемся. А Светка в конце, по жопе, если Зинка не вытерпит. Наташа взяла мухобойку, Зина выпятила грудь и приготовила улыбку. Довольная Наташа сильно хлестнула Зину по груди, Зина немного дёрнулась, но сохранила улыбку, и Наташа передала мухобойку Лене; порка продолжалась. Зина вытерпела десять ударов с улыбкой, ни разу не вскрикнув, и порку прекратили. — А мне так и не досталось врезать ей по жопе! — пожаловалась Света, видя удовольствие на лицах подруг. — Ладно, можешь мне врезать, — запросто согласилась Зина. — О, крутая! — балдела Света. Взяв мухобойку, сделала своих шесть сильных ударов по ягодицам, которые Зина также легко вытерпела. — Мой папаша меня не наказывает — не знает, как наказать! Он меня порол однажды, а я назло ему хихикала, и он бросил эту затею. Потом стал деньгами наказывать, но меня это тоже не очень мучает. Только не думайте, будто я боли не чувствую, — рассказала Зина. Лена и Наташа «для пробы» шлёпнули друг друга три раза по каждой груди, Лена поморщилась после первого удара, Наташа вытерпела. Света, как обычно, «не играла». — Может, вытерпела бы с улыбкой, но очень трудно, — сказала Наташа. — Надо бы очки начислять за терпение, — предложила Лена. — А потом — что? Освобождать от наказаний? — Нет, грамоту дать победителю и какой-нибудь приз. Зине надо дать сейчас высший балл — «десять». — Тогда, я попробую, — заявила Наташа. — Я тоже, — согласилась Лена. Лена предложила подругам спать на полу; девушки согласились, выбрали себе места, легли и накрылись половиками. Наташа легла на гравий, предалась воспоминаниям, вспомнила и свои фантазии, отчего ей сделалось приятно, и она заснула. Проспали до утра, утром на неудобства никто не жаловался, все были довольны. Лена принялась готовить еду, остальные отправились доделывать работу, которая уже подходила к концу. За завтраком Наташе присудили семь баллов за добровольную ночь в карцере. — А если я так и буду там спать? — Только за один день в неделю! — заявила Лена. — Ленка, будем соревноваться, кто дольше улыбку продержит? — напомнила Наташа. — Давай! Пороть — по тем же правилам. Подкинем монетку, кого пороть первым. Наташу пороли первой; она вытерпела десять ударов с улыбкой, как и Зина, после чего позволила Свете отлупить себя по жопе, как и Зина, что было не обязательно. Лена поморщилась на девятом ударе и проиграла. — Случайно получилось, в следующий раз я бы вытерпела, — сказала Лена. — Может, повторим? — засмеялась Наташа. — Нет, это же будет две порки! Может, проверим, на каком ударе ты поморщишься? — Нет, пока — достаточно, — отказалась Наташа. — Наташе — «десятку», Ленке — «шестёрку», — определила Света. После завтрака работу доделали; оставалось только заложить свободную территорию дёрном и полить, но Наташа предложила засыпать гравием, как в карцере. Взяв тележку и лопату, Лена и Света отправились за гравием, привезли; Наташа и Зина принялись его укладывать, а Света и Лена отправились за новой порцией. Работу сделали до обеда. — Опять мне готовить? Я и с вами работала! — возмутилась Лена. — Правда, надо это учесть! Ведь мы ещё и меняться будем, — согласилась Света. — Лучше, я буду готовить, пока вы работаете, и посуду мыть, и вам подавать. — Лёгкую работу ты себе выбрала! — заметила Зина. — Я буду подавать красиво, с поклонами! Идёт? — предложила Лена. Света и Зина с удовольствием согласились, так как не любили и не умели готовить, согласилась и Наташа. Пока Лена готовила еду, девушки принялись осматривать дом и огород, устраняя мелкие недостатки. Приготовив обед, Лена подала его очень красиво, с поклонами. — Здорово, Леночка! Не зря мы освободили тебя от работ! — Если ещё от чего освободите, буду и танцевать! — Девочки, соглашайтесь — она так хорошо танцует! — посоветовала Света, и подруги согласились. После обеда девушки отдыхали, лёжа на полу; Наташа легла в карцере. Отдохнув, занялись упражнениями; пришла Оля, присоединилась к подругам. Наташа легко удерживала её на «мостике» ещё в прошлом году, а Оля тогда удерживала Иру. Решили «нагрузиться» Леной, которая была несколько тяжелее Иры, и, на радость Наташи, она смогла удержать, а Оля прогнулась. По пластике Наташа сильно уступала Оле, что не удивительно — Наташа брала пример со Светы. В пластике, Оля и Рака соперничали друг с другом. Потренировавшись, девушки отправились гулять, осматривать посёлок. Наташа снова надела рваное платье и украшения, и с удовольствием обнаружила, что местные её до сих пор помнят. Оля рассказывала о событиях, произошедших за зиму: кто-то замёрз по пьянке, кто-то просто умер, а кто-то сидит в тюрьме. В тюрьме сидел хозяин дохлой собаки, а его сосед сидел на инвалидности; Наташа с трудом удержалась от смеха и восторга. Прогуляв до вечера, девушки вернулись, принялись доделывать разные мелкие дела, а Лена — готовить ужин, который подала так же красиво. — Карцер пуст? Можно мне туда лечь? — спросила Зина. — Ложись, — согласилась Наташа. Поворочавшись два часа, Зина уснула и проспала до утра. — Непривычно, но спать можно, — ответила Зина на вопрос об ощущениях. — Зинке — ещё семь баллов! — заметила Лена. — Ничего, догоню, — усмехнулась Наташа. Теперь, девушки принялись расчищать баню, выносить от туда доски, перекладывать в сарай. Лена готовила, а Зина снова устала. — А я уже отоспала в карцере! Зачтите! — Надо что-то другое придумать, — заметила Наташа, — можно пороть, к столбу привязывать, на перекладине подвешивать, или сажать на хлеб и воду! — Засчитаем ей карцер и отнимем семь баллов, — предложила Света. — Светка, будь пока судьёй, раз не играешь, если Ленка согласится. — Могу! — согласилась Света, — Зин, оставим тебе твои баллы, если мелкий мусор уберёшь и вымоешь здесь всё, — предложила Света. — Ага! — ответила Зина и принялась убираться в освобождённой бане. Погода была хорошая, девушки завтракали на своей площадке; утвердили Свету судьёй, составляли правила и разбирали варианты наказаний. Лена тоже захотела переночевать в карцере, поскольку, кроме «не играющей» Светы, только она этого ещё не пробовала. После позднего завтрака, Зина домывала баню, а Света и Наташа принялись за огород. За Леной закрепили всю работу по дому, и она, помыв посуду, взялась за уборку. — Лучше бы Ленка нам помогала, а Зинка домом занималась, — заметила Света. — Она так тебе еду приготовит; представляю! — смеялась Наташа. — Да и я так не приготовлю, и, тем более, так не подам. Кстати, хотела слизней и гусениц собрать, да нету. — Ленка — тоже любитель такой всячины! Появятся, после дождей, будет вам еда! — Пойдём, покачаемся! — Пошли! Вот Зинке надо бы тоже — боль терпит, а работать ни хера не может. — Нет, не хочу, у меня дыхалка слабая! — запротестовала Зина. — У меня тоже слабая была, ещё в прошлом году, — сказала Наташа. — Нет, я сразу подохну! — Ну и хрен с тобой! — сказала Света. Лена отправлялась в магазин, девушки передали ей деньги и поручения о покупках. Девушки не создавали общака, так, чтобы каждый рассчитывал только на то, что имеет, и, по правилам, взаимопомощь запрещалась. Когда с покупками вернулась Лена, Света и Наташа принялись её уговаривать заставить Зину заниматься домашней работой и готовить. Лена согласилась попытаться научить этому Зину, и позвала её на кухню. Спустя десять минут, Зина с криками выбежала из дома: — Терпеть не могу кухню! Лучше опять отлупите! — Вот, я придумала ей наказание — пусть отжимается, — засмеялась Света. — Точно! Тащи её! — развеселилась Наташа. — На сегодня — сто отжиманий, можно — по частям! — Я и за трое суток столько не отожмусь! — Начинай! — Света считала; и Зина отжалась пять раз.— И всё?! Через десять минут — повторишь, а пока рядом сиди и не рыпайся! — О, ты так до вечера с ней провозишься, — усмехнулась Наташа, заметив, что Зина сделала за час, с перерывами, пятнадцать отжиманий. — Ладно, по-другому: по три отжимания каждые три минуты. Девушки занялись своими делами, и Света периодически выкрикивала «Упала! Отжалась!», считая отжимания. К вечеру назначенное наказание было исполнено. — Каждому — своё, — заметила Наташа. Лена спала в карцере, об ощущениях сказала «круто»; отправляясь на кухню, снова позвала Зину, которую, в случае отказа, ждали сто отжиманий, что было для неё хуже порки. Наташа хоть и была когда-то изнеженной, но и тогда не доходила до такой степени расслабления. Но в этот раз Лена сама выгнала Зину с кухни, после чего принялась нормально готовить обед. Снова наказывать Зинку отжиманиями было слишком муторно. Обедали на улице, обсуждали свои дела, обсуждали Зину; решили, что она может мыть пол и посуду, выполнять другие подобные дела, высвободив Лену. — Давайте, конуру сделаем! Не только для Зинки, а так, может, самим интересно будет! — предложила Наташа. — Цепь мы нашли, и замок есть висячий. — Можно! Надо ещё придумать таких штучек. А Зинка сегодня в карцер отправится. — Следующий этап — стоять ночь у столба, — усмехнулась Наташа. — Сейчас покажу кое-что! — Достав булавку, Наташа повторила свой трюк, проколола обе губы, застегнула. — И я могу, — заявила Зина. Взяв булавку, она высунула кончик языка и проколола губы вместе с языком, потом застегнула булавку. — Так и ходи, — засмеялась Наташа. — Давайте, Зинку пострижем! Половину головы обреем наголо, а другую оставим, как есть! — предложила Лена. — И на цепь посадим, — добавила Наташа. — Если работать не заставите, соглашусь сидеть, — вынув булавку, ответила Зина. — Какая от тебя работа?! Сиди лучше, — засмеялась Наташа. — Так и сделаем! — радовалась Лена. — Конура почти готова. — И машинка для стрижки есть! — сообщила Наташа. — Только, сначала мы пострижемся. К вечеру конуру доделали. Лена постригла наголо Наташу и Свету, и принялись за Зину. Намочив волосы, разделила на две части по середине головы, на правую и левую, после чего принялась состригать левую часть ножницами, а остатки подчистила механической машинкой. Вид Зины вызывал смех. — Посмотрись на себя, — сказала Лена, подавая Зине зеркало. — Ой, ну и видок! Охренеть! — балдела над собой Зина. — Теперь — в конуру, на цепь, — смеясь, сказала Наташа. — А можно — за ногу, — попросила Зина, — а то цепь шею натрёт. — Ладно, так и быть! — согласилась Наташа. Наташа пристегнула цепь к ноге Зины, повесив на неё замок, а другой конец цепи уже был прочно прибит скобами к стене дома; цепь имела два с половиной метра длины. — Надо ей миску дать, — смеялась Лена. — Дам, — согласилась Наташа, — и тряпки в конуру можно бросить, или солому. — Будешь сидеть всю неделю! — предупредила Лена. — Да хоть всё лето! — Зина — псина! — хохотала Лена. — Эх, собачья жизнь! — смеялась Зина. — Ладно, считайте меня собакой! Утром Зина не жаловалась, а проснувшихся подруг приветствовала лаем. Её накормили из миски обычной едой, за которую она платила. За неделю подруги привели в порядок дом и огород, Лена продолжала готовить, подавать на стол и убираться, а Зина — безропотно сидеть на цепи, что ей, видимо, нравилось. ГУРМАНЫ. Десятого июня на машине Сгущёнки приехали Юля, Катя и Сгущёнка. Сгущёнке запретили входить в дом, кроме того, запретили снимать с себя хоть что-то из одежды, а одет он был по-зимнему, включая меховую шапку. Пожалев, что конура занята, и поглумившись над лаявшей Зиной, Катя оставила раба возле дома. Ленка проспорила — Юля приехала босая, и обувь с собой не взяла. — Юлька, ведьма, я не думала, что ты так припрёшься! — А я думала, что надо попробовать — интересно ведь! — Надо было тебе на поезде ехать, — усмехнулась Лена. — Да, было бы интереснее, — согласилась Юля. — Ленка, кому стричь доверишь? — спросила Наташа. — Пусть Катька стрижет. Юля и Сгущёнка достали видеокамеры и начали снимать; Катя взяла ножницы, обрезала Лене волосы, остатки подчистила машинкой, не причинив ни одной царапинки. — Ленка, ты — настоящий прикол! — балдела Наташа. — Никогда не стриглась наголо, надо же и попробовать, — ответила Лена. — Юль, а что бы ты делала, если бы проиграла? Ты ведь не знала о нашем споре. — Согласилась бы, тем более что обещала. А я и так постригусь — интересно, что получится. Обрадованная Катя остригла Юлю, затем — вызвавшуюся добровольно Олю. Стрижка «наголо» лучше всего подходила Свете, Наташе, Юле и Кате, хуже всего — Лене; Олю такая стрижка не украшала и не портила. — Ирка, ты одна нестриженая осталась! — усмехнулась Наташа. — Ладно, остригусь, как все, — согласилась коллективистка Ира. Катя так же быстро, чисто и аккуратно остригла Иру. Посмотревшись в зеркало, Ира сказала: — Неплохо! Кепку надену, будет в самый раз. — Я тоже кепку взяла, от солнца, — сообщила Юля. — Чёрт! Правда, напечёт лысую башку, а у меня нет ничего, — расстроилась Лена. — Даром дать не можем — такие правила, но можем продать! — предложила Наташа. — Ой, мне так хотелось без покупок обойтись! Придётся футболкой голову прикрывать. — Поздравляю с маленькой победой — ты нашла выход из положения! — похвалила Ира. Одиннадцатого июня девушки отправлялись в ближайший лес, чтобы провести там одну неделю. Близость к дому давала им возможность не брать с собой палатки, много снаряжения и продукты; все трудности должна была создавать Ира, так, чтобы это мероприятие не оказалось слишком лёгкой прогулкой. Подобные походы Ира, Оля и Наташа устраивали прошлым летом, но на этот раз, выполняя заказ Юли и Лены, Ира решила сделать его как можно более трудным. Ссылаясь на «слабую дыхалку» и на те трудности, которые обещала создать Ира, Зина отказалась идти в поход, и хотела, пока подруги будут в лесу, съездить домой или пошляться «просто так»; её отвязали от цепи, пожелали удачи и отпустили. Перед уходом Наташа проверила и подготовила дом. Лена и Сгущёнка накрыли свои машины брезентом; вытащили и спрятали некоторые детали, без которых машины не работали. Участники собрали вещи «общего пользования»: топор, лопату, пневматические винтовки и пистолеты, карабин Сгущёнки, арбалет, две видеокамеры, фотоаппараты и принадлежности к ним. Кроме прочего, Катя взяла различные предметы для игр со Сгущёнкой. Света оделась военщиной, взяла с собой резиновые сапоги, тёплую куртку, запасные футболки и два свитера. Остальные, взяв с собой немного одежды, еды, воды и денег, отправились в купальниках. — Кать, ты хочешь Сгущёнку сварить? — смеясь, спросила Лена. — Скорее — тушить, — засмеялась Катя. — Ты, урод, сними-ка шапку! — Яичница! — хохотала Лена. — Пять яиц об его башку разбила! — балдела Катя. Достав колокольчик на бельевой прищепке, Катя прицепила его к носу Сгущёнки: — Не снимать без приказа, мудило! — Слушаюсь, Госпожа! — промямлил раб, и снова надел шапку. Пройдя некоторое расстояние вдоль реки, бродяги вошли в лес. В лесу было много воды, некоторые места были полностью затоплены. Подруги разделись догола — без одежды было удобнее пробираться по грязи, и, кроме того, интереснее. Девушки поспорили — кто получит больше царапин и ссадин, тот проиграет двадцать баксов, а кто первый обуется или наденет тёплую одежду, проиграет тридцать баксов; Света в споре не участвовала. Сопровождаемые стаями комаров, бродяги пересекали множество ручьёв; продвижение по вязкой и скользкой грязи шло исключительно медленно. Терпя укусы, Юля не пыталась отгонять насекомых. Чтобы справиться с этой проблемой, подруги извалялись в грязи; Юле тоже хотелось это сделать, из эстетических соображений, но не хотелось лишаться проблем, связанных с комарами. Девушки не спрашивали, какие сюрпризы приготовила Ира, решив, что неожиданности интереснее. Наташа в прошлом году успела погулять по лесу и представляла, что ждёт за поворотом, но не знала и не хотела знать, какой поворот выберет Ира, которая сама не имела плана и выбирала маршрут на ходу. Наташа и Оля понимали, что они идут извилистым путём, кое-где — в обратном направлении, а Ира была довольна собой: далеко не ходя, сумела выбрать такой трудный маршрут. Лену меньше других затрагивали проблемы, связанные с таким тяжелым продвижением — она имела отличную выносливость. Когда девушки выбрались из грязи, начался довольно крутой и длительный подъём, что также давалось Лене легче, чем всем остальным, включая Олю; труднее пришлось тяжеловесной Свете и нетренированной Юле. Тяжелее всех было Сгущёнке, но его не считали человеком. После подъёма следовал более крутой и трудный спуск. Юля и Катя преодолели его на руках и на ногах, лицом вверх, ногами вперёд, иногда опираясь на задницу. Света поскользнулась, после чего преодолела оставшееся расстояние ползком, на заднице. Лена Рак пятилась раком. Ира, Оля и Наташа переходили склон наискось, зигзагами, и умудрились не шлёпнуться. Спустившись, снова попали в грязь, а через двадцать минут передвижения по грязи вновь начался подъём. Когда этот подъём закончился, измученные, но довольные и весёлые, бродяги вышли на ровное место, где устроили привал. Принялись определять, кто проиграл спор о царапинах. Самую заметную ссадину получила Света — она поцарапала локоть, когда спускалась с горки, но она не участвовала в спорах. Наташа и Лена умудрились вообще не поцарапаться, Ира получила две едва заметные царапинки; подруги определили, что этот спор проиграла Катя, хотя большинство царапин она нанесла себе сама, расчёсывая ногтями места комариных укусов. Катя достала взятую с собой воду, попила, выкурила сигарету, потушила окурок об Сгущёнку; раб сморщился и заскулил. Некурящая Света просто попила из бутылки «Пепси»; остальные терпели жажду. Отдохнув тридцать минут, группа отправилась дальше, и через десять минут вышла к ручью. Сполоснувшись, девушки набрали в чайник воду, наломали веток, развели костёр; остудив чайник в ручье и напившись, снова наполнили его и поставили кипятиться. Было почти жарко; напившись, девушки легли в тени деревьев, подступавших близко к воде, кто — на коврики из теплоизолятора, кто — на траву. Отдохнув два часа, пошли дальше вдоль ручья; по пути охотились. Сгущёнка пытался охотиться с карабином, но ничего не подстрелил; он держал карабин «для самообороны», то есть — ради престижа, а стрелять не умел. Оля подбила несколько птиц камнями, и Сгущёнка предложил ей свой карабин. Оля стреляла хорошо; она подстрелила дрозда, но в результате от него почти ничего не осталось — пуля карабина разорвала его на куски, и Оля снова взялась за камни. — Сгущёнка, недоумок, ты у нас теперь — охотничья собака! Вставай на четвереньки и приноси подбитых птиц! — приказала Катя. — Слушаюсь, Госпожа! — покорно ответил раб, и принялся выполнять приказ. Он бегал на четвереньках, залезал в грязь, приносил в зубах подбитых птиц. Когда он принёс пятую птицу, стал просить о пощаде: — Госпожа, я больше не могу! Я задыхаюсь, и коленки болят! — Ты, ублюдок, пить хочешь? — начала ритуал Катя. — Да, набегался очень, во рту пересохло! — А я хочу ссать! Открывай свой поганый рот! — Катя справила нужду в рот Сгущёнке, частично — на одежду, смачно харкнула в его морду. — Ладно, мразь, отдыхай. — Спасибо, Госпожа! — промямлил раб К вечеру, девушки вышли к реке — недалеко от того места, где они вошли в лес; до ближайшего магазина и до дома было не больше двадцати минут ходьбы. Ощипав и выпотрошив подбитых птиц, сделали шашлык, которого едва хватило, чтобы утолить голод. Лена, Оля и Наташа подбили нескольких лягушек, из которых тоже решили сделать шашлык. Пожарив их над огнём, предложили попробовать это лакомство остальным; каждому досталось по маленькому кусочку, и отказалась только Юля, пояснив: — Я ими всегда брезговала, даже в ресторанах не ела, и этих есть не буду. Я хочу испытать всё сразу, и сначала мне надо съесть живую, тем более что я их в руки брать боюсь. У Юли был такой подход и к другим проблемам, о чём она уже успела рассказать подругам. Ира знала, что Юля будет очень расстроена и обижена, если трудностей, которых она желала получить, будет недостаточно. Привыкшая к комфорту, Юля хотела испытать все трудности сразу, и считала, что, если она испытает немного трудностей, то в следующий раз уже не получится такого эффекта, и всё будет навсегда испорчено. Ира не была уверена, что Юля удовлетворится тем, что здесь испытает, тем более — сразу. Лазанье по горкам, канавам и грязи было для Юли достаточно трудным, но Юля не желала ограничиваться только физическими нагрузками. Наличие комаров и крапивы её порадовало, она назвала это «неплохой приправой»; во всяком случае, была пока довольна мероприятием, как и остальные девушки. — А просто сырая — не годится? — уговаривала Света. — Нет, сперва надо живую сожрать! — настаивала Юля. — Как угодно, но я её сожру. — А я пока сырую съем, — сказала Наташа. — Я тоже хочу сырую попробовать, — улыбнулась Лена. Пока не стемнело, Лена, Оля и Наташа возобновили охоту, поймали ещё нескольких лягушек. — Юля, извини, но живьём поймать так и не удалось, — извинилась Лена. Она разделила сырых лягушек: себе, Оле и Наташе; Света включила видеокамеру. — Попробую — без соли, — сказала Наташа и, морщась, принялась жрать лягушку. — Как на вкус? — спросила Света. — Гадко, но привыкнуть можно; особенно, если жрать с солью. Сдерживая отвращение, свою лягушку сожрала и Лена: — Да, можно привыкнуть. Юль, попробуй — это очень мерзко, и вряд ли живая противнее. — Нет, надо — живую, чтобы было совсем отвратно! — Оля, теперь — ты! — предложила Ира. — Я хочу попробовать, но не могу. — Может, тебе помочь? — Да, сама не смогу, — прикалывалась Оля. Катя достала наручники, Олю приковали к дереву, Ира и Катя принялись кормить девочку насильно; Лена и Сгущёнка снимали это интересное зрелище. — Оль, как тебе понравилось? — спросила Катя. — Жуть! Сама бы ни за что в рот не взяла! — И меня так будете кормить, если я не смогу живую лягушку сожрать, — сказала Юля. — А ты червей попробуй и гусениц; они-то живые, — предложила Наташа. — И Олю этим накормим! — засмеялась Ира. Оля осталась прикованной, а Лена, Катя, Света и Наташа принялись искать червей под камнями и брёвнами; Катя отыскала жука. Света и Сгущёнка снимали, как Лена, Наташа и Юля едят червей: взяв одного червяка зубами за разные концы, Лена и Наташа стали его растягивать, пока не разорвали; разорвав, съели свои половинки. Катя и Ира принялись кормить червями Олю; скормив червей, «на десерт» заставили съесть жука. Юля жрала червяка впервые, а Лене и Наташе уже доводилось это делать прежде. — Я думала, противнее будет, — расстроено сказала Юля, сожрав нескольких червяков, — надо было с лягушек начинать! Девочки, найдёте жука — оставьте мне, только — живого. — Может, ещё кого-нибудь покормить? — спросила Катя. — Сгущёнку накормите, — предложила Лена. — Нет, пусть сам жрёт, или — пусть голодает. — Тогда, тебя, — улыбнулась Лена. — Меня мучить могу только я сама! — заявила Катя. Наташа нашла жука и отдала его Юле, которая, поблагодарив подругу, сунула его в рот, подержала, поигрывая с ним языком и зажимая зубами; смакуя, разжевала и проглотила. — Юль, опять — недостаточно? — спросила Лена. — Противный, но я думала, что они ещё противнее. С детства терпеть их не могу! Пока буду жрать червей и жуков. Когда сожру живую лягушку, буду их жрать и дохлыми. Стемнело; девушки легли спать. Ночь была тёплой, но подруги решили закутаться одеждой, чтобы защититься от комаров. Юля, не желавшая лишаться этой проблемы, ничем накрываться не стала; Наташа и Лена последовали её примеру. Девушки старались не обращать внимания на комаров, и вскоре уснули. Пока подруги спали, комары их сильно покусали, но они сдерживали желание чесаться. Кате досталось больше всех — хотя она закуталась, и укусов на ней было меньше, её укусили под глазом, так, что глаз затёк. Пока «спортсменки» занимались разминкой, Юля пыталась поймать лягушку живьём. — Юля, может, тебе лучше говно сожрать? — предложила Катя. — Я же не Сгущёнка! Я не хочу унижаться. — А при чём тут унижение? Сгущёнке нравится унижаться, а ты — просто, сама сожри! — Подумаю. Может, потом и говно попробую, но здесь лучше живностью питаться. За три часа девушки подстрелили, кроме мелких птиц, несколько чаек и ворон. Карабином теперь пользовалась Оля, но только тогда, когда пневматическое оружие и камни не подходили. Спустившись в низину, охотники снова попали в затопленное место; пришлось перебираться через мелкий ручей, где воды было не больше двадцати сантиметров, но его берега и слой ила на дне были такими, что Наташу, которая вошла туда, вытаскивали все вместе — она провалилась в ил до груди. Когда её вытащили, она выглядела, как кикимора; Сгущёнка и Лена снимали её видеокамерой, а Света фотографировала. — Эту грязь хорошо на хлеб мазать, — смеялась Катя. — Интересно, она питательна? — продолжила Ира. — Наверное, питательна, — предположила Лена. — А можешь съесть? — спросила Света. — Я съем, — заявила Юля. Девушки обрадовались этому решению; Лена и Сгущёнка включили видеокамеры. Наташа, взяв ком эластичной, как пластилин, чёрной грязи, размяла его, скатала в колбаску, принялась откусывать, смаковать и глотать. — Как на вкус? — морщась, спросила Катя, когда Юля съела всю порцию. — Недостаточно противная, но жрать было интересно. В этой низине было особенно много лягушек, и охота пошла быстрее. Лена и Наташа лягушек жрали сырыми, и забот о приготовлении пищи у них теперь не было. Оля и Ира, попробовав сырых лягушек, всё же предпочли сделать из них шашлык. Юля жрала живых червей, гусениц, головастиков, жуков, и ждала, когда поймают живую лягушку. Катя отправила раба в магазин за продуктами, но продолжила охоту. Подбив камнем очередную лягушку, Оля схватила её пальцами ног и, задрав ногу выше головы, потрясла добычей, сорвав аплодисменты. Приготовив фотоаппараты и видеокамеры, подруги попросили Олю повторить трюк для съёмок, что она с радостью сделала, а затем, сохраняя равновесие на одной ноге, согнула ногу, в которой держала лягушку, поднесла её ко рту, и взяла добычу зубами. Этот трюк вызвал ещё больший восторг. Оля отложила лягушку, и, стоя на одной ноге, почесала ногой нос и за ухом; подставив ступню под подбородок, сделала задумчивое лицо. Девушки принялись уговаривать Олю сожрать эту лягушку. — Я уже попробовала, с меня достаточно, — поморщившись, отказалась Оля. Лена перекрестилась ногой, потом заложила ногу за голову и подозвала Свету, которая принялась лизать Лене «киску», чем довела её до оргазма. — В следующий раз попытаюсь поймать ногами, — заявила побеждённая Оля. Увидев очередную лягушку, Оля предупредила, чтобы снимали. Лягушка прыгнула в сторону, Оля перехватила её на лету ногой и прижала к земле, после чего, ухватив другой ногой, как в первый раз, подняла над головой, помахала ей победно, и, поднеся ко рту, взяла зубами. — Оль, только не убивай! Дай мне съесть! — закричала Юля. Оля отдала живую лягушку Юле, которая принялась её жрать по частям, откусив вначале лапу. Лишившаяся задней лапки лягушка отчаянно дёргалась; разжевав и проглотив лапку, Юля продолжила трапезу. Света и Сгущёнка снимали; остальные с интересом наблюдали. Когда Юля полностью сожрала лягушку, девушки устроили ей овацию. — Это просто потрясающе! — радовалась Юля. — Хотя и не так мерзко, как хотелось. — Живодёрка! — улыбнулась Катя. — Оля, следующая лягушка — моя! — предупредила Лена. Пройдя около десяти метров, увидели лягушку; Лена повторила трюк Оли, поймав лягушку ещё быстрее, добавила более эротичный элемент: держа лягушку ногой перед ртом, поиграла с ней языком. — Ленка, тоже живьём сожрёшь? — спросила Света. — Нет, Юльке отдам. — Ладно, отдай пока Юльке. Потом я тоже сожру, — сказала Наташа. Юля ещё медленнее съела эту лягушку, и снова испытала те же ощущения, но, на этот раз, ощущения были слабее. Сообщив об этом подругам, Юля отметила правильность своего подхода. — Девчонки, может, вы и ртом схватите? — предложила Света. Вскоре возможность представилась: лягушка сидела на ровном месте, Света и Сгущёнка включили камеру, Оля подкралась к лягушке, и, когда лягушка прыгнула, Оля опустилась на руки, и её рот оказался рядом с лягушкой. Лягушка снова прыгнула, и Оля прыгнула за ней; несколько таких перемещений, и лягушка оказалась в зубах Оли. Все были в отпаде. Оля отдала лягушку Наташе, которая, борясь с отвращением, постаралась быстрее разжевать и проглотить. — Фу, какая мерзость! — морщилась Наташа. — Нет, живых пусть Юлька жрёт. Продолжили охоту в этой богатой низине; вскоре с радостным криком прибежала Наташа. — Юля, смотри, что я для тебя поймала! — кричала Наташа, показывая тритона. — Живой? Давай сюда! Взяв тритона, Юля начала играть с ним, покусывать, откусила хвост, съела, поиграла с ещё живым туловищем, сунула его в рот, подержала немного, разжевала и проглотила под улюлюканье зрителей. Юля сообщила, что полученные впечатления были более сильными, чем от второй лягушки, но менее сильными, чем после первой; если же она будет и дальше питаться живой и сырой добычей, то за неделю, возможно, получит нужное количество впечатлений. Закончив снимать поедание тритона, Света и Сгущёнка переключили внимание на Лену, которая решила поймать лягушку ртом; она просто села, согнув ногу так, что лягушка оказалась «в кольце», после чего схватила её ртом. Сфотографировавшись с лягушкой в зубах, Лена сожрала её так же медленно, как и Юля. Продолжая сидеть на земле, Лена достала языком до своей кошечки и облизала её; девушки стали уговаривать продолжить, и она лизала свою «киску», пока не испытала оргазм, после которого с довольным видом растянулась на земле. — Юлька, я права была — живые и просто сырые лягушки почти не отличаются. Живые даже как-то приятнее, — сообщила Лена. — По вкусу, скорее всего, это так, — согласилась Юля, — но живьём жрать интереснее. Сгущёнка вернулся с покупками для Кати; девушки сделали перерыв в охоте, развели костёр, ощипали и выпотрошили лягушек, ворон, чаек и мелких птиц, сделали из этого шашлык, съели и насытились. Поев купленной еды, Катя попробовала и шашлыка; запив еду лимонадом, она покурила, и снова потушила сигарету об Сгущёнку. — Юлька, может, об тебя потушить? — уговаривала Катя. — Нет, для этого есть Сгущёнка. Я испытаю это потом, сама. — Света, можешь поднять Сгущёнку? — спросила Катя. — Нет, от него воняет — меня вырвет. — Скоро ещё не так завоняет! — ехидничала Катя. — А мы это дерьмо нюхать должны?! — возмутилась Ира. — Нет, он будет держаться на расстоянии от нас. — И чтоб ветер дул в его сторону, — добавила Света. — Понял, дерьмо?! Выполнять! — крикнула Катя. — Слушаюсь, Госпожа, — Сгущёнка определил направление ветра и отошел подальше. Наташа попросила Олю поймать для неё лягушку живьём, Оля вскоре поймала и передала ей, Наташа взяла трепыхающуюся лягушку, засунула в рот, принялась жевать не так быстро, как в первый раз, что теперь удавалось немного легче. — Мерзко! К этому привыкать надо, — сказала Наташа. — Правильно сказала — привыкать надо! — подметила Юля. — Наверное, надо, — согласилась Наташа. — Лучше — сразу, — сказала Юля, — второй раз — уже не так интересно. Каждый раз должно быть что-то новое! — Наверное, можно такое организовать. Вроде есть специальные фирмы для таких любителей, только всё это дорого стоит. — Наташка, вот ты и откроешь когда-нибудь такую фирму. — Я уже думала об этом. — А я, скорее всего, буду финансистом или юристом, — сказала Юля. — А я бы хотела сама каким-нибудь известным инструктором быть, работала бы с богатыми клиентами. Катька сейчас прилично заработает, ещё и удовольствие получит, да снимки продаст за хорошие деньги, и Ирка кое-что от вас получит. Приостановив охоту, девушки вернулись к своему месту, снова вскипятили чайник, потрошили и жарили добычу. Юля и Наташа теперь жрали добычу и в живом, и в мёртвом виде, успели наесться лягушками; не упускали возможности сожрать и другую живность. Юле удалось найти вонючих и очень противных на вкус жуков, которых она ела с большим отвращением. Когда она съела первого вонючего жука, её чуть не вырвало, она смогла сдержать рвоту с большим трудом, и теперь искала таких жуков, поскольку ничто другое не вызывало такого отвращения. Девушки помылись в речке, а Сгущёнке не разрешили ни помыться, ни снять хоть что-то из одежды; он вонял, как мертвец, и испытывал сильный зуд по всему телу. Катя закурила, подозвала Сгущёнку, харкнула ему в рот, приказала задрать рубашку, и медленно потушила об него сигарету, предупредив, чтобы он не смел скулить; Сгущёнка морщился от боли, но рта не раскрыл. Женщины наслаждались этим зрелищем, затыкая носы от зловония, исходившего от раба. — Пойди прочь, вонючка, — ухмыляясь, приказала Катя. Сгущёнка отошел от женщин, смотрел на них и думал о том, что, наверное, в этих условиях все женщины вели бы себя также, что они и есть такие по природе, и, если бросить зимой в тайге сто мужчин и сто женщин, женщин выживет намного больше, чем мужчин, или выживут только женщины, возможно — даже все, а все мужчины погибнут. Сгущёнка следил за сводками новостей, и замечал, что в самых разных катастрофах, женщин выживало значительно больше, чем мужчин, а иногда спасались только женщины. Света сделала «мостик», Лена — стойку на руках на Свете, потом стала опускать ноги, сохраняя равновесие, сделала «мостик на мостике», а затем — плавно встала на ноги; Света всё это время стояла твёрдо. То же самое проделали Наташа и Оля. Потом построили «пирамиду»: Света и Лена сделали «мостик», Наташа — «мостик» между ними, а Оля — стойку на ней. Вечер был ещё теплее, чем предыдущий, Юля и Наташа спали раздетыми и не накрывались; проснувшись в девять утра. Они снова были покусаны комарами, но уже не замечали этого. Утро было душным, начиналась жара; Сгущенка стал умолять Катю позволить ему раздеться. — У меня всё тело чешется, я весь мокрый, — гундосил раб, — и ожоги воспалились. — Ты и должен чесаться, Блохастик чесоточный, ты и должен потеть, жалкий раб! — ответила Катя. — Будешь спорить — посажу на диету из говна и мочи. — Да, Госпожа, — Сгущёнка понял, что мучения его ждут крутые. Вскипятив, остудив и выпив воду, девушки снова наполнили чайник и поставили на огонь. Не рискнув отправить в магазин смердящего раба, Катя отправилась за покупками сама. «Спортсмены» занялись упражнениями. Ира предложила состроить «пирамиду»; Лена и Света, встав рядом, сделали «мостик», Наташа — «шпагат» между ними, Оля — стойку на руках на плечах у Наташи. Затем, Лена снова сделала «мостик на мостике» на Свете, Оля — стойку на Лене, потом — третий «мостик», Сгущёнка и Юля снимали и фотографировали. — Три «мостика»! Надо попробовать сделать четыре! — радовалась Ира. Ира и Лена взялись бороться, Ира победила два раза из трёх. В борьбе на руках, Наташа без особого труда победила всех, на втором месте оказалась Ира, на третьем — Лена, на четвёртом — Оля, а Юля проиграла всем; Света в борьбе не участвовала из-за явного превосходства. Закончив состязание, Лена поцеловала грудь Светы, соски, живот, лобок; достала языком «кошечку» Светы, и, опускаясь ниже, целовала ягодицы, бёдра, колени, ступни. Осуществлялось то, что не удалось осуществить в детстве Лене; то, что хотела, не понимая этого, Света. Когда-то, в детстве, они говорили о себе «муж и жена». Пока подруги упражнялись, Юля, далеко не уходя от них, успела поймать и съесть двух лягушек, с десяток червей и слизней, горсть головастиков, одного вонючего жука, и трёх обычных жуков. Из магазина вернулась Катя; «спортсменки» закончили соревнования и занялись охотой. Охотники разделились: в одной группе были Света и Лена, в другой — Ира, Юля и Наташа, в третьей — Катя, Оля и Сгущёнка. Ира повела девочек по крутым подъёмам и спускам, по грязи, где было много и комаров, и лягушек. Света с Леной перешли речку и отправились в лес, а Оля, Катя и Сгущёнка искали добычу вдоль берега. Сгущёнка, пользуясь лопаткой, ковырял землю, ища червей; Оля и Катя ловили лягушек, собирали гусениц, слизней, улиток. Оле удалось убить из карабина водяную крысу — первую крупную добычу с начала охоты. Сделав перерыв в охоте, Катя и Оля принялись издеваться над Сгущёнкой; помочившись ему в рот, достали видеокамеру, иголку с ниткой и пуговицы. Катя дала Оле видеокамеру, а сама принялась издеваться над рабом. — Ты, козлятина, расстёгивай рубашку! Ну и вонь! Терпеть молча, урод! — Катя пришила пуговицу к соску Сгущенки; он морщился от сильной боли, а его член стоял. — Оля, хочешь, сама пришить вторую пуговицу? Оля заинтересовалась. Катя дала Оле иглу, нитку и пуговицу, сама взяла видеокамеру. Оля начала экспериментировать, и вскоре обе пуговицы были пришиты к соскам Сгущёнки. Оля подёргала за них, причинив страдальцу дополнительную боль. — Хорошо пришито! А ещё иголки есть? — разошлась Оля. — Что, прикалывает? — порадовалась Катя. — Сейчас принесу. Катя показала набор игл — их было много, разной толщины; были швейные иглы, и одноразовые — от шприцев. Оля пришила к кожице члена Сгущёнки ещё одну пуговицу, затем взяла иглу от шприца и стала протыкать Сгущёнке щёку; Сгущёнка завопил. — Молчать! — одёрнула раба Катя. Она снова передала камеру Оле, закурила сигарету, и, немного покурив, стала прижигать Сгущёнке кожу на лобке, на мошонке, на головке члена. — Теперь — ты, — Катя передала окурок Оле. Стараясь доставить ещё больше боли, Оля стала очень медленно и долго жечь головку члена, и Сгущёнка, не выдержав, завопил. — Одёрни его, — учила Катя. — Молчать, говно! — рявкнула Оля. Оля продолжала истязание, и Сгущёнка прикладывал все усилия, чтобы молчать. Наконец, Оля потушила сигарету о головку его члена. — Способная ученица! — смеялась Катя. — Можно, ещё иглу? — попросила Оля; взяв иглу, Оля передала её Сгущёнке. — Возьми и проткни себе щёку сам! — Не могу, не получается, — заскулил раб. Оля от нетерпения топала ногами и подгоняла Сгущёнку: — Ну же, гад! Быстрее! Втыкай же! — Сгущёнка пытался слишком долго, и, не вытерпев, Оля со злостью проткнула щёку. — Ничтожество! А я могу, запросто! — Покажи! — завелась Катя. Катя дала Оле новую стерильную иглу; Оля без усилий, спокойно, проткнула себе губу; Катя была в восторге. — Меня мать учила, и я иногда спорила с ребятами, — сообщила Оля. Катя, продолжая восхищаться Олей, плюнула Сгущёнке в лицо, обозвав ничтожеством. Поблагодарив Катю, Сгущёнка вытер плевок ладонью и облизал её, а Катя поцеловала Оле сосочки, погладила «киску», слизнула капельку крови с губы. Катя рассказала Оле о бандаже: Оля умела выполнять сложные акробатические позы и оставаться в них достаточно долго. — Это — не для мучений, и недолго. Просто, можно фотографии интересные сделать, или на видео снять, — объяснила Катя, — такие снимки ценятся, спроси Ленку. — Я видела такие картинки — ничего сложного. Я и сама думаю, что их связывают только для снимка, и опять развязывают. — Да, но есть и любители, как Сгущёнка; они терпят по-настоящему. — Я — не любитель, хотя, для интереса могла бы терпеть, сколько смогу. — Возможно, ты станешь любителем, — улыбнувшись, сказала Катя, и Оля задумалась. Вернулись Света и Лена. Похвалившись добычей, Оля и Катя рассказали об их приключении; дождавшись возвращения Иры, Наташи и Юли, с удовольствием повторили рассказ. — Можно попробовать по-другому, — сказала Лена. — Катя, приготовь розгу. Ты, Сгущёнка, приготовь камеру, а Светка пусть возьмёт мою. Когда розга была готова, Лена попросила Олю снова сделать стойку на руках и развести ноги, а Катю — приготовиться. Лена, полизав Олину «киску», велела Кате ударить Олю три раза по заднице и один — по пиздёнке, потом снова лизала. Чередование лизания клитора и ударов быстро довело Олю до оргазма. — Ещё трюк: Оля сделает «мостик», Катя будет лупить Олю по животу, я буду лизать Оле клитор, а Оля будет делать минет Сгущёнке, — предложила Лена. Оля снова испытала сильный оргазм; Сгущёнка кончил, Оля проглотила сперму. — Да, здорово! — кайфовала Оля. — Надо и мне один день на это выделить, и всё испытать, — сказала Юля. — Фу, у Сгущёнки хрен воняет, как дохлая крыса! — смеясь, поморщилась Лена, — Наверное, уже плесенью покрылся! — Оля, молодец — сраный хуй отсосала! — поздравила Наташа. — Это тоже достижение. — Вот как надо, мразь! — пристыдила раба Катя. — Девочки, Сгущёнка плохо себя вёл, и теперь он должен раз в день съедать говно одной из нас, и начать должен прямо сейчас. Сгущёнка встал на колени и стал жрать говно без помощи рук. Лена, выбрав момент, ткнула его носом: — Сраная морда! — Все опять захохотали. — Будешь плохо себя вести, и еды давать не будем, будешь пить только мочу, а жрать — только говно, — глумилась Катя. Сгущёнка испугался. Он пил только мочу, ему сильно хотелось воды, а теперь он должен ещё и говно одной из женщин съедать. А если он должен будет питаться только говном, будет совсем плохо — вряд ли говно питательно. Он знал некоторых, которые питались только говном больше недели. Были и те, которые жрали говно каждый день, но они ели и другую пищу. — Девки, я хочу острого ощущения; хочу быть подвешенной за сиськи! — завизжала Лена. — Ой, Ленка, молодец! — похвалила Наташа. — Ты хочешь, чтобы тебя пороли, или ласкали? — уточнила Катя. — Всё сразу, с булавками! Катя взяла булавку, проткнула Лене обе губы и язык, застегнула. Обвязав груди верёвкой, и оставив длинные концы, Катя, Наташа и Света подвели Лену к дереву, перебросили верёвки через толстый сук и стали натягивать. Лену подняли; пока Наташа и Света её держали, Катя привязала концы верёвки к соседнему дереву, после чего Наташа и Света плавно отпустили верёвки; Лена повисла. Света начала лизать киску Лены, а Катя — хлестать розгой; Оля и Сгущёнка снимали. Лена испытала подряд несколько сильных оргазмов. Отвязав Лену, подруги отцепили булавку от губ, и принялись ласкать ей грудки. Поймав жука, Лена положила его себе на грудь. Жук перебрал лапками, и это её возбуждало; затем, переложила на «киску», и эффект стал сильнее. Наигравшись с жуком, Лена отправила его в рот, разжевала и проглотила. С крысы содрали шкуру, выпотрошили, порезали и сделали шашлык; мясо попробовали все. То же сделали и с лягушками. Юля уже наелась, и, съев свою долю крысятины, от шашлыка из лягушек отказалась. Она решила, что до конца этого похода будет питаться только сырой или живой добычей, и жрать её с потрохами, без соли. Утром снова была жара. Прячась от жары, девушки зашли в реку и сели на дно; периодически опускали голову под воду, чтобы охладиться и смыть пот. Лена лежала на воде, оставив на поверхности только лицо, и придерживалась за дно руками, чтобы не уносило течением. Юля ловила и ела головастиков, ракушек и улиток. Сгущёнка сидел на берегу; его тело покрылось болячками и страшно зудело, кожу щипало от прикосновений. Он попытался жаловаться Кате, но получал в ответ приказ терпеть и молчать. Так и прошел весь день; спать легли голыми, но это мало помогало. Когда проснулись, снова была жара; жарко было уже в девять утра. Земля высохла полностью, становясь уже горячей; заниматься упражнениями никто не хотел. Сгущёнке было плохо; у него поднялась температура, кожа воспалилась, покрылась гноящимися язвами и сыпью, его шатало и тошнило, вонь стала нестерпимой, и он подумал, что у него началась гангрена. — Пидор ты гнойный! Воняешь, хуже козла душного; хуже падали! Мразь, до чего же ты противный! Посмотри на свои язвы, о, прокаженный! — глумилась Катя. — Госпожа, мне очень плохо! Разреши мне помыться! — Так ты реку загадишь, чума ходячая! Там же рыбы сдохнут! — Госпожа, у меня гангрена начинается, сжалься! — заплакал Сгущёнка. — Да, было бы здорово — гнить тебе заживо! — хохотала Катя. — Ты уже сгнил наполовину; может, оставить тебя догнивать? Сгущёнка умолял, говорил, что уже не играет, что ему очень плохо, кружится голова, тошнит, температура поднялась, а Катя наслаждалась — его страдания вызывали у неё ещё большую жестокость. — Ну, ладно, гниль ходячая, только я вначале ранки твои обработаю, подожди! Катя полезла в рюкзак, достала перцовый баллон и сигареты, закурив, начала тыкать сигаретой в язвы Сгущёнки. Взвыв, раб открыл рот, и Катя прыснула туда из баллона; у Сгущёнки перехватило дыхание. Катя спрыснула язвы: дыхание к рабу вернулось, он заорал. — Что, снова в рот побрызгать? — куражилась Катя. Сгущёнка перестал орать, прикусил язык; его лицо выражало страшную муку. Ехидно лыбясь, Катя брызнула на другую язву, и, как только Сгущёнка приоткрыл рот, брызнула в рот; Сгущёнка потерял сознание. Думая, что это поможет рабу очухаться, Катя брызнула в глаза, но это не помогло. Она достала электрошокер, дала несколько разрядов по телу и по половым органам; Сгущёнка очнулся, и медленно, с большим трудом, пополз к воде, но, когда до воды осталось меньше двух метров, снова потерял сознание. — Чёрт, сдохнет ещё, а нас всех в суд потащат, — испугалась Света. Света отнесла Сгущёнку к реке, ниже по течению, хотя прикасаться к нему было очень противно, положила тело в воду, а голову — на берег, и, сочтя, что этого мало, макнула его несколько раз головой в воду. К Сгущёнке вернулось сознание, он принялся пить из реки. Катя разрешила рабу остаться в воде, и, пока он лежал, его состояние постепенно улучшалось; спустя час, раб поднялся на ноги. Его одежда страшно смердела; он отнес её подальше от стойбища и сжег, потом вернулся в воду — эта игра была закончена. Лена поймала крупную рыбу, взяла за хвост и засунула рыбью голову во влагалище. Рыба трепыхалась, как вибратор, и Лена вскоре испытала оргазм; подруги завопили от восторга. Спали в воде. Когда проснулись, дул сильный, но тёплый ветер, собирались тучи, и такой жары, как в предыдущий день, не было. Начался сильный тёплый ливень, от которого никто не хотел прятаться; ливень продлился недолго, но убавил жару. Вечер был не жарким, но и не холодным; девушки спали на берегу, постелив только коврики, а Лена и Юля принесли камней, и спали на них. Утром похолодало, начался дождь. — Это и есть самое интересное! — Визжала Юля от удовольствия. — Да, если бы погода была только хорошей, мы бы многое потеряли, — согласилась Ира. — Просто кайф! — балдела Лена. Катя и Света поторопились одеться; остальные, кроме так и оставшейся голой Лены, достаточно долго помокнув под дождём, натянули полиэтиленовые дождевики, которые не считались тёплой одеждой. Воспользовавшись тёплой одеждой и обувью, Катя проиграла ещё шестьдесят баксов, что было несравнимо меньше той суммы, которую ей заплатил за аттракцион Сгущёнка. Дождь длился до середины дня. Лягушки и черви выползли из своих укрытий, и чаще попадались охотникам. После дождя оставалось прохладно, около семнадцати градусов; кроме Кати и Светы, во время охоты все снова раздевались догола. Вечером стало ещё прохладнее; Ира надела футболку под дождевик, Оля надела дождевик на голое тело, Юля надела футболку, а Лена и Наташа одеваться не стали. Ложась спать, накрывались более тёплой одеждой. Следующий день мало отличался от предыдущего: дважды шел дождь, оставалось прохладно; девушки одевались так же, как и в предыдущий день, и охотились, как обычно, на птиц и лягушек, собирали червей, слизней и жуков, ловили рыбу. Назначенная неделя подошла к концу, и охотники собирались возвращаться из леса. Перед уходом решили отметить окончание мероприятия. Сгущёнка купил три бутылки «Шампанского», принёс их девушкам; охотники выпили вино, закусили лягушками, взяли вещи и отправились домой. Лена, Юля, Оля и Наташа решили «приколоться» и вымазались грязью, Света и Катя оставались в тёплой одежде, Сгущёнка переоделся в «деловой» костюм; в таком виде подруги решили пройти через весь посёлок. Катя снова прицепила к носу Сгущёнки колокольчик, и принялась унижать раба. — Эй, говно, сожри это говно! — приказала Катя, увидев на дороге собачье дерьмо. — Слушаюсь, Госпожа! — Ответил Сгущёнка, и выполнил приказ. — Как твоё имя? — Я — Говно, Госпожа! — А ещё? — Я — Уродина, Недоносок, Недоумок, Слизняк, Вонючка, Мразь, Пидор Гнойный, Ублюдок, Смерд, Холоп; вот кто я, моя Госпожа! — Ты забыл упомянуть навозного червяка! У тебя все язвы зажили? — спросила Катя. — Извините, Госпожа, — пролепетал раб, — не все ещё зажили. — Я полечу тебя — куплю перцовый пластырь, и налеплю на те язвы, которые не зажили. — Госпожа, умоляю, не надо! — взмолился Навозный Червяк. — Надо, говяшка, надо! — злорадно сказала Катя. — Видешь окурок? Сожри его! Сгущёнка встал на колени, ртом подобрал окурок с земли, разжевал и съел; Катя и Лена снимали, девушки смеялись. Вскоре подвернулась новая возможность для прикола: придурковатый мужик с полуоткрытым ртом стоял на дороге и глупо смотрел на них. — Катя, снимай! — предупредила Лена. — Сейчас прикол будет! Катя приготовилась. Лена подошла к Придурку, встала на колени и поцеловала его дырявые ботинки, затем вытащила его член и сделала минет; Придурок, лыбясь, замычал. — Девки, давайте, изнасилуем его, он же — придурок! — предложила Катя. — Можно! Нож к горлу приставим, и заставим лизать, — обрадовалась Лена. — А вдруг поймают, — испугалась Ира. — А кто придурку поверит?! — успокаивала Лена. — Без ножа обойдёмся, — решила Света. Схватив Придурка за шею, Света уволокла его в лес, поставила на колени. — Вылизывать всем будешь, и не рыпайся — придушу! Девушки по очереди подходили к Придурку, он вылизывал всех, доводя до оргазма. Света отпустила его шею, чтобы он вылизал и её. Не сопротивляясь, Придурок выполнил требование. — Пусть штаны спустит и встанет раком, а Сгущёнка ему жопу вылижет, — предложила Катя. — И пусть выебет его в жопу, — добавила Лена. — Сгущёнка, трахнешь его? — спросила Катя. — Простите, Госпожа, у меня не встанет, — ответил раб. — Урод задрипанный, доставай свой хрен! — приказала Катя. Сгущёнка вытащил член, и Катя, приказав заголить головку, побрызгала из перцового баллончика; Сгущёнка завыл. — Придурок, спускай штаны, а то я тебя сейчас размажу! Живо, недоносок! — потребовала Света, схватив Придурка за шею. — А ты, урод, лижи ему жопу, — приказала Катя рабу. Трясущийся Придурок спустил штаны, Сгущёнка принялся вылизывать ему жопу. — Светка, поверни его передом; пусть Сгущёнка минет сделает, — попросила Катя. Сгущёнка сделал минет с проглотом, после чего Света снова поставила Придурка раком, а Катя принялась насиловать его бутылкой, а, когда ей это надоело, передала бутылку Оле, которая продолжила это издевательство, и была ещё грубее. Наконец, и Оле надоело насиловать дурака бутылкой, Катя обрызгала его сраку из перцового баллончика, Придурок жалобно завыл, и Света ударила его кулаком в челюсть, отправив Придурка в нокаут. Обыскав карманы и не найдя денег, девушки оставили Придурка и отправились дальше. — Здорово мужиков насиловать! — балдела Катя. Периодически прикалываясь, к вечеру девушки добрались до дома. Юля поблагодарила Иру за то, как она организовала мероприятие. Для Иры, Оли и Наташи этот поход тоже оказался достаточно трудным и интересным; подруги получили множество впечатлений, и, преодолев отвращение, открыли для себя новую экзотичную пищу. ОЛЯ После отъезда подруг Юля взялась готовить, мыть посуду и убраться в доме. Похолодание и дожди, начавшиеся несколько дней назад, когда подруги ещё были в лесу, продолжались, и этот день был таким же прохладным и дождливым. Сделав себе некоторое «послабление», Наташа надела плащ, и занялась огородом, заодно собрала слизней и червей. Гусениц она ела сразу, как только находила, а червей и слизней отдала Юле, чтобы она их приготовила. Юля пожарила на ужин слизней с картошкой на растительном масле, эскалопы с разными приправами, заварила чай, а червей засолила, добавив немного уксуса и лаврового листа. Юля и Наташа отправлялись в магазин, чтобы пополнить съеденные гостями запасы продуктов. Наташа надела телогрейку; Юля обошлась халатом, поскольку такие трудности входили в её планы, как неизбежные, и этот случай порадовал её. На самом деле, было не холоднее, чем в последний день проживания в лесу, но Наташа считала, что ей больше не требуется соблюдать ограничения и испытывать искусственные трудности, она достаточно натерпелась и прошла уже эти уроки — пусть теперь их Юля разучивает. Купив продукты, Юля позвонила родителям, и сообщила, что ей пока всё нравится, и она останется у Наташи, скорее всего, до конца лета. — Погодка такая промозглая, и дорога такая грязная — кайф! Зря я на тебя посмотрела, и халат надела, — смеялась Юля, — но это я сейчас исправлю! — Сняв халат, Юля засунула его в сумку и осталась в купальнике. — А ты быстро ко всему привыкаешь, надо было тебе с одним купальником приехать. Даже ранки у тебя заживают так быстро! — Да, надо было. Мне комфорт так остопиздел! — засмеялась Юля. — Жаль, у тебя работки в огороде нет. — И не было. Мамаша заставляла делать ненужную работу — ради воспитания. Если она сюда приедет, попроси, чтобы тебя так погоняла, и Ирку попроси — она тебе такую тренировочку устроит! А пока — возьми все сумки, и неси. — Отлично! Ирка со мной заниматься бесплатно не будет, я же не родня ей, а денег я мало взяла. — Она этим из удовольствия занимается. Людей мучить — это так приятно! Юля донесла четыре тяжелых сумки до дома, разобрала их вместе с Наташей, и принялась готовить завтрак. Наташа отправилась в огород, где снова, пропалывая грядки, собирала червей и слизней. После завтрака Юля вымыла посуду и отправилась в огород помогать Наташе. Узнав о намерениях Юли, Ира с удовольствием согласилась её муштровать, и устроила ей такую же жестокую тренировку, после которой дала «домашнее задание» и стандартные обещания; Юля осталась довольной. Через два дня вернулась Зина — в том же халате и платке, с той же причёской. Смеясь, она рассказала, что в этом виде заявилась к отцу на работу, стала просить у него и у других сотрудников, включая самых главных начальников, милостыню, что сильно разозлило папашу, который прогнал её с помощью охранников, пригрозив отправить в дурку, если она снова явится, но все же дал ей немного денег. Подруги рассказали Зине о походе и о тех событиях, которые случились в её отсутствие. Оля позвала поохотиться на птиц и лягушек; Зина согласилась принять участие. С Олей было ещё двое местных ребят: Аня и Витя, которым было по двенадцать лет. Охотились на реке, используя те же методы, что и в лесу. Кроме птиц и лягушек, охотники собирали улиток и червей, ловили головастиков и прочую живность. За четыре часа набили добычи, достаточной на три раза для каждого, а, кроме того, Юля и Наташа успели досыта наесться. Наташа почти поборола отвращение и ела лягушек живыми, хотя, ловить их живыми удавалось редко. Зина и Витя не решались жрать лягушек в сыром виде, и метод Юли применять отказывалась, в отличие от Ани, которая, хотя и с большим трудом, съела первую лягушку живьём. Аня была одета, как определила когда-то Наташа, в стиле «оборванец». Стиль «оборванец» требовал специальной переделки вещей, как и стиль «убогий»; над «убогим» халатом Наташа трудилась намного больше, чем над «приличным» купальником. Очень редко попадались обноски, которые сразу соответствовали этим стилям, но и их нужно было хотя бы где-то надорвать, и подобрать к ним другие части одежды, с которыми они могли сочетаться. На Ане была надета лишь рваная очень длинная футболка, которая заменяла ей платье; трусиков, как и обуви, не было. Наташа заметила, что футболка Ани подверглась доводке, и это говорило о том, что придуманный ею стиль входил в моду. На Вите была одета сильно поношенная курточка, свитерок, рваные джинсы и резиновые сапоги. Аню и Витю сильно позабавила причёска Зины. Слушая рассказ подруг о походе, Аня пожалела, что не приняла в нём участие, а Витя пожалел, что не видел девушек со стороны. — Мы хоть завтра можем в лес отправиться на весь день. Хотите — поведу тем же маршрутом, — предложила Ира. — Без ночёвки не интересно, — сказала Аня. — А с ночёвкой я не пойду, — сказал Витя. — Ты сможешь вернуться домой, — предложила Ира. — Всё равно, не хочу. — Ладно, — засмеялась Ира, — покажем тебе видеозаписи. Юля засолила вторую литровую банку червей; остальную добычу выпотрошила, часть взяла, чтобы приготовить, а большую часть отправила в холодильник. Засолка червей заинтересовала Иру, которая решила засолить их немного другим, своим, способом, а потом — сравнить, у кого лучше получилось; нескольких лягушек Ира для пробы завялила с солью. От жареной добычи Зина не отказалась, даже признала её вкусной. Вечером Зина изъявила желание снова спать в конуре, а Наташа легла с Юлей в своей комнатке. Позавтракав, девушки отправились в магазин охотничьих принадлежностей. День был тёплым; Юля отправилась в купальнике, Зина — в своём халате и в платке, Наташа надела хорошую футболку, новые шортики, гольфы и ботинки. Девушки купили два сачка, один пневматический пистолет и два капкана на ондатру. Вернувшись из магазина, Наташа переоделась в купальник; Оля позвала Аню и Витю на охоту в лес. Наслушавшаяся рассказов подруг о трудностях, Зина от похода в лес отказались. Аня пришла в раздельном купальнике; этот купальничек Аня сшила сама, и он выглядел лучше тех, которые шила Наташа. Остальные участницы, как и в прошлый раз, отправлялись в купальниках. Поскольку они не собирались оставаться в лесу на ночь, никаких вещей, кроме охотничьих принадлежностей, не взяли. На Вите были те же сапоги, брюки, и свитер, по случаю тёплой погоды заменивший куртку. Войдя в лес, женщины, как и в прошлый раз, разделись догола; Витя с интересом смотрел на обнаженных женщин, но, дойдя до первого трудного участка, решил вернуться домой. Ира повела девочек прежним маршрутом, к которому добавила ещё несколько сложных участков; они вновь преодолевали грязные затопленные низины, заиленные ручьи, взбирались на крутые пригорки, спускались по скользким склонам, терпели комаров. Ловить лягушек сачками было намного проще, чем кидаться в них камнями; кроме того, лягушки оставались живыми. При случае, Оля и Наташа старались ловить их ногами или ртом. Кроме лягушек, сачком ловили мелких рыбёшек, которых Юля, Наташа и Аня ели живьём. Сделав перерыв в охоте, из части добычи приготовили шашлык. Оля и Наташа снова показывали трюки, а Ира устроила Юле очередную тренировку. Поев шашлык и попив, девушки продолжили охоту до вечера, а вечером, по просьбе Ани, решили заночевать. Аня была довольна этими трудностями; были довольны и остальные участницы, хотя всё это они прошли совсем недавно, и только Юля заметила, что впечатления теперь не так остры, как в первый раз, что, однако, не делало мероприятие скучным. Поскольку теперь ковриков и одежды у девушек не было, они использовали ветки. Переночевав на прежнем месте, подруги продолжили охоту до вечера; к ужину вернулись домой — с добычей, сытые и довольные. Наташа обнаружила, что Зина в её отсутствие огородом совсем не занималась, и Зина пояснила, что она шлялась по посёлку, и полностью осмотрела его. — Надо бы и мне пошляться по самым плохим дорогам — не зря же я босиком сюда приехала, — заметила Юля. — Вместе пошляемся, а Зинка будет огородом заниматься или охотиться, — сказала Наташа. — Лучше, с вами тогда пошляюсь, а охотиться буду на объедки, — возразила Зина. На ночь Юля и Наташа поставили в огороде капкан, смазав пластину настойкой валерьяны. Капкан захлопнулся через полчаса; попавшаяся кошка была жива; она дёргалась, пытаясь вырваться, и создавала шум, который мог привлечь внимание. Кошку добили, пропоров два раза вилами, утащили в дом, освежевали, а шкуру закопали в огороде, чтобы никто не видел. Часть мяса Юля сразу взялась жарить, чтобы съесть утром за завтраком, другую часть убрала в холодильник, уже наполненный добычей. Утром подруги позавтракали кошкой; её вкус очень понравился, но девушки решили кошек пока не ловить, чтобы не нарываться на неприятности. Зина отправилась в огород удалять сорняки; Юля и Наташа занялись тренировками. Зина собирала червей, заодно пропалывала грядки. Подруги принялись уговаривать Зину съесть червей в живом виде; чуть поколебавшись, Зина съела половину червяков, и съела бы остальное, но решила поделиться с подругами; поздравив Зину с достижением, Юля и Наташа съели оставшуюся часть добычи. После завтрака пришла Аня, снова — в купальнике; сообщила, что Вите охотиться не охота, и он не придёт. На остриженной половине головы Зины волосы немного отросли, и она пожелала снова её остричь; обрадованная таким решением, Наташа выполнила просьбу. — Я тоже придумаю себе какую-нибудь причёсочку, — сообщила Аня. — Может, сегодня отправимся шляться по дорогам, — предложила Юля. — Сходи с Зинкой, — предложила Наташа, — я уже в том году всё здесь обошла. Наташа, Ира, Оля и Аня отправились охотиться на речку, а Юля с Зиной — шляться по посёлку и жрать объедки. По предложению Юли, подруги поменялись стилями: Юля купила у Наташи симпатичный купальник для Зины, а сама надела её халат. Зная о намерениях Юли, Зина предпочла взять с собой сандалии. В одиннадцать часов утра Юля и Зина вышли вместе с подругами, и дошли с ними по гравиевой дороге до поворота. Здесь охотники сворачивали к реке, а Юля и Зина отправлялись по этой дороге до конца, где должны были свернуть направо и идти вдоль шоссе до железнодорожного переезда возле станции, откуда начиналась «городская» часть посёлка; от неё, пройдя по дороге в поле, можно выйти к началу этой дороги, и, сделав круг, вернуться с другой стороны. Такой маршрут предложила Ира, учтя пожелания Юли; по её словам, длинна этого круга — около десяти километров, не считая расстояния, которое потребуется для осмотра посёлка и поиска объедков. Прошел год с тех пор, когда Наташа и Валя набирали гравий для карцера и ходили по этой дороге купаться; с тех пор дорогу не обновляли, она затянулась песком и глиной, и стала менее колкой, что немного расстроило Юлю. «Бродяги» вернулись к семи часам вечера, а к девяти часам вернулись «охотники». Юля была довольна, и с восторгом рассказывала о том, что она прошла не только предложенные Ирой дороги, но и прошлась через каменоломню; как с большим трудом и кайфом дошла до дома; что Зина надела сандалии ещё до того, как они вышли к шоссе, в результате чего Зина проспорила. «Бродяги» рассказали, какие объедки им пришлось жрать; как они находили бутылки и допивали остатки пива и газировки; как посещали, по примеру Лены, Марьяны и Наташи, забегаловку. «Бродяги» были сыты, так же, как и «охотники», которые похвалились тем, что им удалось поймать необычайно большую лягушку. Теперь, когда все собрались, Зина принялась выполнять условие спора: вылизала дочиста Юле ноги, вылизала ей анус, и лизала писю до тех пор, пока не довела подругу до оргазма. Поздравив Юлю с достижением, Ира напомнила ей о тренировке, которую нельзя пропускать. Зина снова уснула в конуре; Юля спала с Наташей в комнатке. Проснувшись утром, девушки потренировались и позавтракали. До обеда занимались огородом; после обеда отправились на охоту. Как обычно, Ира устроила Юле тренировку, и, наконец, посадила её на «шпагат». Оля, Ира и Наташа снова показывали стойки и позы; Ира пообещала Юле, что и она сможет делать многие подобные вещи, даже лучше, чем Наташа, которая больше качала мышцы. До вечера подруги наелись и набрали много добычи. Когда Юля, пожарив часть добычи, засунула в холодильник оставшуюся часть, морозилка была заполнена. Несмотря на отсутствие надобности, девушки хотели продолжать ходить на охоту. Наташа решила съедать излишнюю добычу — отказавшись от большинства «строгостей», она хотела тренироваться ещё больше, для чего ей требовалось больше еды; подруги согласились отдавать ей излишки. В следующие два дня охота проходила, как обычно; излишки добычи съедала Наташа, а на третий день она отказалась участвовать в охоте, сославшись на плохое настроение, и подруги отправились без неё. — Ирка решила, что ты «испортилась». Хочет зайти после обеда и поговорить, — сказала Юля, вернувшись с охоты. — У меня «праздник непослушания»! — Наташа достала платье, туфли, украшения; надела это, и легла на кровать. — Пусть Ирка смотрит, как я «порчусь»! Ма говорит, что всегда быть послушной тоже херово. Пора бы мне и напиться, наконец! — А что, можешь и напиться. — А ты можешь в магазин сбегать за водкой? — Конечно, могу! А может — тебе самой сходить, и вернуться пьяной? — Можно, — засмеялась Наташа, — а если ей будет интересно, кто меня «портит», сошлёмся на Олю. Только — как бы это сделать похитрее? — Намёками, «тайными» разговорами, которые она будет слышать. Якобы, Оля ей тоже не довольна. Якобы Оля удивлялась, что ты так мамочку слушаешься, когда её даже рядом нет. Якобы Оля сама готова Ирке напакостить в отместку. — Ой, Юлька, какая ты хитрая! — Но всё это — очень осторожно! Зинку можно использовать, чтобы болтала, но раскрывать затею ей нельзя. И ничего нельзя говорить прямо, иначе Оля будет отрицать. Пусть Ирка сомневается, пусть догадки строит. — Можно! Тогда, я пойду в магазин и напьюсь по дороге. Отправляясь в магазин, Наташа взяла деньги только на бутылку водки, чтобы, напившись, не потерять всё; по той же причине сняла украшения. Через короткое время пришла Ира. — Натка оделась шикарно и в магазин ушла, в очень плохом настроении. — А что случилось? — Не знаю, ничего не говорит. Валялась на постели в платье и туфлях, а потом — ушла! — Да, кто-то на неё дурно влияет; я уже несколько дней замечаю, как она одеваться стала. — Вроде бы некому. Ни я, ни Катька, ни Ленка, ни Зинка, так повлиять не могли. — Может, этот вонючий раб? — С рабом она и не разговаривала. Вряд ли это чьё-то влияние. — А что купить хочет? — Не знаю, не сказала. Может, лягушки надоели, хочет деликатесов. — Ладно, придёт — спросим. Наташа вернулась с начатой бутылкой водки; пьяно шатаясь, бухнулась на постель. — Наташа, зачем ты напилась? — спросила Ира. — Доебали меня — ты, и матушка! Пошли все на хуй! — пьяно ответила Наташа. — Вот так номер! — удивилась Ира. — Наташа, не пей больше! Отдай бутылку! — Отъебись от меня, тётка, это — моя бутылка! Хочется нажраться — купи себе, и дрябни! — Придётся всё Вале рассказать! — Валяй, стукачка, докладывай! Все вы — коммуняки и палачи; все в своего папашу. Обиженная Ира ушла к себе домой; Наташа сразу «протрезвела». — Как у меня вышло? — Даже я поверила, что ты нажралась! — Я отпила немного, для запаха. — Вообще-то, Ирка сейчас нарушила наше правило о невмешательстве, — заметила Юля. — Она же задание матушки выполняет, — пояснила Наташа. Вместо Иры пришла Оля. Юля почуяла, что Ира тоже где-то рядом, подслушивает. Наташа снова «опьянела». — Наташечка, что случилось? — Оля, доебали меня все! Видишь, до чего довели! Помнишь, как я в прошлом году здесь одевалась, как я голяком въёбывала? — Да, круто было! — Потому, что заставляли! Иначе — в карцер, на хлеб и воду! — Меня тоже так муштруют, и одевают в рваньё; с детства босой держат, в холоде, мне же на пользу. — Вот, ты же сама говорила, как бы клёво ты жила в городе! — Да, шикарно бы жила, не то, что в этой сраной дыре. — А я там всю зиму так жила. В прихожей спала, на коврике — как собака, и одевалась, как нищенка. Никаких развлечений, никаких украшений! — Наши матушки слишком крутые — дедовское воспитание. Но ты же здесь одна. — Да, одна, только она всё равно пронюхает, твоя мать меня заложит. — Ну и что? Что она тебе сделает?! Пошли её подальше — до осени ещё далеко. — Я тоже так думаю, потому и напилась! Ладно, оставьте все меня, я спать хочу! — Оль, подожди меня в комнатке, я сейчас приду, — сказала Юля. Оля ушла, Юля сделала знак «ухо». — Вот, даже Оля удивляется, зачем я матушку слушаю, — «пьяно» сказала Наташа. — Оля тебе лапшу вешает, нарочно подстрекает, — «спорила» Юля, будучи уверенной, что её слышит Ира. — Нет! Она правильно говорит! Мамаши у нас — сволочи! Дед в НКВД работал, палачом был, и их такими сделал. — Зря ты это делаешь, Натка! Мне такая жизнь нравится, и никто не принуждает. — А мне — ни хуя не нравится! Ты сама в босяки подалась, а меня насильно обосячили! — Я бы с удовольствием побыла на твоём месте год назад. — Вот и уёбывай к Ирке, пусть тебя муштрует! Мотай отсюда! Юля, показав «отлично» ушла; Наташа лежала и обдумывала следующие действия. Ира была удивлена услышанным. Она всегда считала себя отличным педагогом, но об этой стороне дочери она, к своему стыду, не знала. Юля вернулась к Оле, чтобы продолжить «комедию». — Оля, зря ты ей это говорила! Видишь, как она расстроилась! — А что?! Я всё правильно говорила! — Ладно. Я пока сделаю разминку, как твоя мама сказала, а ты можешь посмотреть, поправить, или тоже размяться. — На фиг тебе «шпагат» и вся эта фигня? Если бы не мать, хрен бы я этим занималась! — Зря так считаешь! Мне это нравится, и кажется правильным. — А мне осточертело, как и Натке! Хорошо, что она ей всё это высказала! Ира ещё больше удивилась. Как и было задумано, она не стала спрашивать Олю об этом разговоре, скрыв, что подслушивала. Больше того — решила отложить разговор с Валей, боясь, что виноватой окажется Оля. Вместо разборок, приняла глупое решение — ужесточить муштру Оли, которая уже была готова последовать примеру Наташи. Юля и Наташа разрабатывали новый план — «Чудесное Исправление». Наташу захватила эта игра; девушки репетировали беседу, которую должны провести «под ухом» у Иры. Заснув под утро, Наташа проспала половину дня, а когда проснулась, Юля в присутствии Иры и Оли провела эту «душеспасительную беседу»; Наташа «спорила», Оля иногда с ней соглашалась, но в конце Наташа «согласилась» с Юлей — решила «исправиться». Усиленная муштра вызвала у Оли недовольство; она высказывала примерно то, что говорила «пьяная» Наташа, хотя и без ругани, а когда Наташа «согласилась» с доводами Юли, Оля явно расстроилась, так что для Иры теперь стало «всё ясно» — смутьян был обнаружен, из чего следовало, что муштру для Оли надо ещё больше ужесточить. Ира завела разговор «с обвинительным уклоном», Оля отвечала, Ира надавливала, Оля начала дерзить, Ире это не понравилось. Разговор закончился руганью, такой громкой, что Юля и Наташа могли это слышать и наслаждаться у себя во дворе; Оля выдавала более шикарную брань, чем Наташа своей матери год назад. — Ирка не придумает ничего лучше, чем поступить с Олей так, как поступила твоя мать по её же совету! Видимо, других методов воспитания этот «великий педагог» не знает. Даже отец Зины разбирается в педагогике лучше, — глумилась Юля. — А как бы идею о «великом педагоге» Оле подкинуть? — Можно, если осторожно. Представляю, как Ирка взбесится, когда Оля ей это выскажет! Будет подходящий момент, и я это устрою. — Хитрая ты, Юлька! Только мне пакостей таких не делай! — Не буду, — улыбаясь, ответила Юля. — Можно уже «исправляться»? — спросила Наташа. — А что ты хочешь делать? — Огородом заняться, потом потренироваться. Делать-то пока нечего! Намаяться надо, и уснуть потом нормально. — Конечно, «исправляйся». Поработав в огороде, Наташа тренировалась больше, чем обычно; пообедала с подругами, а после обеда, надев купальник, отправилась на охоту. В этот раз Оли и Иры с подругами не было, и частичка прошлогодней Наташиной обиды была отомщена. Юля тоже получила желаемое — она стала пользоваться уважением Иры. Пожарив часть добычи, Юля снова заполнила морозилку излишками. После ужина Наташа и Юля занималась тренировками, потом устроили танцы, легли вместе спать, и, приласкав друг друга, уснули. На следующий день Наташа «совсем исправилась», даже стала «лучше, чем была». Юля отправилась к Ире на тренировку и на разведку; Ира жаловалась ей на Олю, которая после скандала убежала в лес. — Люди видели — голая в лес побежала, — говорила Ира. — Но не будет же Оля менять малые трудности на большие! До осени ещё похолодает, — сказала Юля. — Кто её знает! К холоду она привычная, в лесу может запросто голой до осени прожить, а если решит шляться с бродягами, может вообще не вернуться. — Вот с ними-то трудности и будут! Как бы она со злости, в отместку, гадостей каких не наделала... — Ой, Юлька — не дай бог! Ещё дом подожжёт вместе со мной! Придётся ночью стеречься! — Свой дом поджечь — не думаю. А вот чем-нибудь стукнуть или пырнуть, это — реальнее. — Ой, ведь правда — может! Шустрая, как пантера, и ножи кидать умеет. — Мне бы так научиться! — Научу, Юлинька, было бы желание! А как Наташа? — Да нормально всё. Просто недоразумение какое-то было. — Оле тоже всегда нравилось моё воспитание. Ведь и я её не принуждала! Где-то она все эти мысли подцепила. Дружки какие-нибудь из города, вроде Игоря, не иначе! Теперь придётся ходить с оглядкой, а если удастся поймать её — на цепь посажу, иначе — никак! Ира принялась разминать и растягивать Юлю, было больно, но Юля терпела. После тренировки поблагодарила Иру. Ира обещала ей, как и Наташе, посадить на «шпагат» за неделю, но у Юли была особая просьба — научиться доставать ртом до промежности, она боялась, что до осени не успеет, но Ира успокоила её, обещав научить за пару недель, если Юля будет стараться, а до осени она много чему научится, тем более что данные у неё очень хорошие. Юля расспрашивала Иру о разных позах, интересовалась, сколько нужно времени, чтобы научиться их выполнять, Ира с удовольствием отвечала. — Вам бы не в школе, а в престижном шейпинг-центре работать! — подлизывалась Юля. — А то там самозванцев всяких полно; они деньги огребают, а вы в школе пропадаете! — Вот, думаю теперь, что педагог-то я — плохой. — Да нет, всё же было нормально до сих пор! Наболтал ей кто-то, или бзик случился — такие случайности нельзя предусмотреть! — Ну, спасибо, Юлька! Если будет возможность, может, как-то повлияешь на Олю? — Постараюсь, если она явится прежде, чем натворит бед. Оля слышала весь разговор, и думала: «убить мамочку, или не убить? Мамочка-то совсем завралась! Как это — не принуждала?! Как это — мне самой нравилось?! А откуда взялись все её идеи о «спартанском воспитании»? Да от бедности! Папаша был — алкоголик, мамаша — училка; папаша пропивал и свои деньги, и её — вот и все причины, а вовсе не «трезвый расчёт». Не во что было меня одеть и обуть, вот и держали полуголой, вот и кормили объедками. До школы у меня было — валенки и тулуп, а всё лето голой бегала. Натка в прошлом году хоть перешивала, а мамаша и этого не умела. Когда я в школу пошла — тогда хоть какие-то обноски появились. В начальных классах училась — до зимы в школу босиком бегала, а зимой — в школе разувалась, валенки снимала и носки, потому, что и носки рваными были. Только когда папаша, наконец, подох в канаве, как собака, жить чуть легче стало. А теперь мамаша заявляет, будто мне всё это нравилось! Отомстить гадине, жестоко отомстить! Но — как? Дом сжечь, действительно — себе в убыток. В лесу — труднее, чем здесь. С бродягами — не дай бог. Вернуться — на цепь посадит. Мамочку убить — колония светит. Может, покалечить только, и простят «по малолетству»? Как же отомстить безнаказанно? Может, перебить всех её кроликов? Или лучше — воровать их и жрать, когда потребуется? А с Юлей посоветоваться надо, потому, что она умная». Юля ушла, и Оля начала пробираться к её дому, задумав поговорить сперва с ней. Вернувшись от Иры, Юля пересказала разговор, незаметно дав знак об осторожности. Подруги вошли в дом; Юля подсказала, что Оля может их слушать и смотреть. — Что-то я не верю Ирке, — сказала Наташа. — Почему? — Знаешь, что мне мать рассказала? Послушай! — Наташа пересказала рассказанную Валей историю о нищих детях, и о том, какое мать испытывает удовольствие, глядя на них, как мечтает видеть дочь на их месте — Ира могла быть такой же. — Но это же так прикольно! — Вот и Ирке прикольно, как моей матери! Да и мне тоже прикольно. — А тебе — было прикольно? — Ха! Сперва было отвратно, потом — прикольно! Может, и Оля прикалывается? — Нет, я думаю — она по настоящему разозлилась, и не знает, как отомстить. А вернётся — Ирка её на цепь посадит. Надо бы Ирку отговорить, только вряд ли получится! — Олю предупредить надо! — Только — где её искать? Крутая девка, раз может в лесу голой до осени прожить! — А что тут сложного? Шалаш сделает, костёр, жратвы полно — мы убедились. — Но это же хуже, чем у Ирки! Ладно, не будем гадать. Кстати, Ирка — хороший тренер! А теперь признаёт себя плохим педагогом. Зря, конечно. — Хороший тренер, но плохой педагог! — Пойдёшь на охоту? — Конечно, схожу. — Ещё Ирку надо позвать, хоть успокоится. Во время охоты можно было поговорить с Ирой, не опасаясь, что Оля подслушает — подкрасться незаметно на открытой местности она бы не смогла. Обсуждали варианты, как поступить с Олей, если она явится. Юля сказала, что Оля, скорее всего, не прикалывается, с чем Ира согласилась. К ужину охоту прекратили, отправились домой. — Морозилка опять забита, придётся всё жарить, — сообщила Юля. — Готовь, я сожру, — сказала Наташа. — Раз у вас так много добычи, посадите меня опять на цепь, — попросила Зина, — а то я в конуре живу, а без цепи — всё же не то. — Сделаем тебе цепь, — согласилась Наташа. — А дома ты не стала бы на цепи сидеть? — спросила Юля. — Могла бы, но папаша не предлагал. — Сама ему предложи; наверное, он обрадуется. — Вернусь осенью, и предложу, если здесь не надоест сидеть на цепи. Раздался стук в окно — пришла Оля. Девушки впустили её в дом, рассказали, что ей предназначалось слышать. Оля сказала, что пока не знает, как ей поступить, и пока будет думать. Рассказала, «откуда ноги растут» у мамашиного метода воспитания, удивив этим признанием Наташу. Садиться на цепь ей не хотелось, поэтому она не хотела возвращаться домой. Юля взялась быть посредником между Олей и Ирой. Дав Оле бумагу и ручку, попросила написать, что её не устраивает. Оля не смогла что-то выделить, и просто написала: «прекратить муштру». Юля обещала поговорить с Ирой, предупредив, что полностью отговорить Иру от наказания не сможет, но постарается сильно его облегчить, и уговорить Иру дать послабления. Оля согласилась на такие условия и ушла. Юля отправилась к Ире; сообщила новость; передала записку и слова Оли. — Чёрт с ней, муштровать больше не буду, но наказать придётся! — Поговорю с ней, — обещала Юля. — Только не спугните её! — Нет, не буду. Всё равно не поймаю, только хуже будет, — согласилась Ира. Юля вернулась домой, Оля снова постучалась. — Как ты докажешь, что будешь смирной, что не пырнёшь её, раз она не верит? — Не знаю! — Может, сама какое наказание для себя придумаешь? — Она меня на цепи до осени продержит! — захныкала Оля. — Да — проблема! Придётся тебе пока прятаться и думать. — Придётся, правда, в лес уйти, голой. — И записочки подкидывать, — добавила Юля. — Ладно, так ей и передайте. Может, дадите какую одёжку? — Вот ты ей записочку и подкинь — будет первый шаг! — Ладно! Пойду, пока она не ворвалась сюда! — Через три минуты я пойду к ней. Говорю, чтобы у тебя подозрений не возникло. — Спасибо, я тебе верю! Я пока уйду. Прождав три минуты, Юля отправилась к Ире, сообщила о решении Оли. — Ладно, я согласна! Только одежду я ей не дам — пусть голой прячется! Охотиться за ней я не буду. Пусть в лесу помыкается, и записочки пишет. Юля вернулась в дом; Оля снова постучалась. Юля передала слова Иры; Оля согласилась, указала место, где оставлять записки; попросила, чтобы там была ручка и бумага; сказала, что теперь отправится в лес. Юля дала ей зажигалку, и снова предупредила о трёх минутах. Через три минуты доложила Ире. — Она сказала, что отправляется в лес, сегодня уже не придёт. — Вот и хорошо! Ловить я её не буду, если мне не напакостит. Спасибо, Юлька — лучшего решения просто не придумать! Вернувшись, Юля показала Наташе «отлично», пересказала ответ Иры. Зина садилась на цепь; девушки напихали для неё в конуру тряпки и половики. Зина разделась догола, и её пристегнули за ногу, как в прошлый раз. Для соблазна и из предосторожности, Наташа повесила ключ так, чтобы Зина могла его достать. Зина попросила опечатать ключ, чтобы было доказательство, что она им не пользовалась; Наташа опечатала ключ пластилином. — Зинка, придётся тебе грамоту давать. Запишем, сколько ты просидела. — Надо бы удостоверение с печатью сделать, — сказала Юля. — Подумаем, может, и придумаем. Юля и Наташа отправились в дом; Юля достала учебник по математике для института, выписала задачу Наташе и себе; убрав учебник, девушки разошлись в разные углы, чтобы не подсматривать, и принялись решать задачу. Юля решила быстрее, подождала Наташу, после чего открыли учебник и проверили ответ: оба решения были правильными. — Юль, ты всё же быстрее решила! — Просто, ты давно этим не занималась. — Время есть, до осени все задачи решим. А физика есть? — Нет, к сожалению. Я же не могла все учебники сюда тащить! После обеда пришла Ира; пригласила девочек на тренировку. Она давно не занималась с Наташей, и хотела просто посмотреть, откорректировать, если надо, и позаниматься с Юлей. Научившись делать «шпагат» и закладывать ноги за голову, Юля, как и Наташа, часто сидела в этих позах. Юля уже могла заложить ногу за голову, стоя на одной ноге. Теперь в ближайшей очереди был «мостик» из положения «стоя» и её «специальное пожелание», кроме того — общие упражнения: канат, подтягивание и т.п. В этот раз ей удалось сделать стойку на руках и простоять некоторое время. Юля научилась быстрее, чем предполагалось; это упражнение было введено в «самостоятельные занятия». Теперь Юля пыталась ходить на руках. Ира заметила, что Наташа стала менее «растянутой», но очень хорошо накачалась; на «мостике» смогла удержать Иру с сорокакилограммовым рюкзаком. После тренировки подруги отправились на охоту, которая обычно была продолжением тренировки и включала плаванье. Юля снова пыталась ходить на руках, и пока могла сделать только несколько шагов, а Наташа могла пройти на руках около десяти метров, что было, по мнению Иры, мало: сама Ира прошла на руках около сорока метров. — Тоже плохо! Давно не занималась. Девушки и Ира учились ловить лягушек по методу Оли и Лены. Ира рассказала, что Аня и Витя нашли других любителей такой охоты, и охотились теперь с ними, отдельно. — Сидеть голой в лесу — круто, — заметила Наташа, — круче, чем на цепи. — Да, наверное, ещё и интересно! — предположила Юля. — Для неё — мало! Оскорбила меня сильно, хер с ней, пусть хоть сдохнет! Юлька, это ты хотела муштру поиметь? Могу устроить, и дела твои быстрее пойдут! — С удовольствием! — Вот и отлично. После ужина Наташа занималась огородом, а Юля отправилась к Ире. Закончив работу в огороде, Наташа взялась за гири. Вернувшись от Иры, Юля сказала, что такой муштры она себе и не представляла — Ира взялась с ней заниматься два раза в день по два часа, бесплатно. ГУМАНИСТЫ. 2 июля неожиданно приехали Валя с Игорем и с Марьяной и Таня с Настей; у Марьяны не хватало одного уха. Валя осмотрела дом и огород, похвалила девочек, посмеялась над Зиной с её историей, отдала ей должное за терпение, которое так почитала. Выходка Оли сильно удивила Валю. Валя привезла для Наташи штангу и «блины»; Наташа обрадовалась этому подарку. Игорь от себя подарил новые украшения с бриллиантами для сосков и клитора, но Наташа решила пока оставить прежние простенькие золотые колечки, а новые убрать. У Вали было множество новостей. Она, как и Таня, попала под сокращение, и решила, что будет жить здесь. Она развелась с Игорем, вступила в брак с отцом Марьяны после того, как у него умерла жена. Отец Марьяны вскоре отправится вслед за женой, а Валя уже приватизировала его квартиру. Лена забрала все его деньги и купила ему два ящика «палёной» водки, чтобы он быстрее загнулся. Марьяну она воспитывала в том же стиле, что и Лена, но «ещё более правильно». Марьяна была одета в футболку и штаны, которые Наташа взяла в Москву в прошлом году и не стала брать в посёлок по причине крайней изношенности. Таня рассказала, что еле вырвала Настю у мужа. Муж совсем избаловался, а Настя превратилась в безропотную рабыню, и постоянно его ублажала. Теперь Настя хотела пройти такую же «процедуру», какую прошла Наташа в прошлом году, и какую сейчас проходила Юля. Вернувшись от Иры, Юля поздоровалась с прибывшими, рассказала им немного о себе, и сразу всем понравилась. Валя и Настя прошли с ней на кухню, Юля принялась готовить еду, заварила чай, показала морозилку, забитую добычей, и банки с засоленными червями, чем заинтересовала Валю и Настю. Побеседовав с Юлей и выпив чай, Валя и Таня отправились к Ире; Наташа беседовала с Игорем, а Юля и Зина знакомились с Марьяной и с Настей. — Юлька, неси камеру, скорее! — торопила Наташа. — Папик, давно тебя не видела! Юль, снимай! Папик, доставай свой член! — Наташенька, прямо — здесь?! — Да, пока они там болтают! Игорь спустил брюки, Наташа принялась делать ему минет. Юля снимала, остальные любовались. Игорь кончил; Наташа проглотила сперму, облизала член Игоря и свои губы. Игорь снова натянул брюки: — Какая ты хорошая стала, Наташенька! — Ты тоже хороший, папик! Познакомься с девочками! — Лучше бы я приехал к вам жить вместо Вальки! — захихикал Игорь. Отведя Наташу в тихое место, вручил деньги: — Спрячь куда-нибудь, а то Валька отнимет! Ох, и жадная она стала! Видела — сама обноски теперь носит, а Марьяну содержит хуже, чем её папаша. — Он совсем плох? — Плох, едва ходит. А если бы она ещё с ним осталась, он бы и месяца не протянул! Знаешь, как быстро всё провернула! И развод, и брак, и квартиру. И Марьяну удочерила. — Ни хуя себе?! Это что — сестра теперь моя?! — Ну да. И она — полная дурочка! А Валька её ещё больше дурит. — Это ещё Ленка начала! Говорила «уникум, нельзя портить». — Да, и Валька теперь так говорит. — У неё же страсть к нищим и убогим! — засмеялась Наташа. — Да! Она с Марьяной ходила, как нищая, со всеми нищими перезнакомилась, всё об их жизни и быте выведывала. Мне рассказывает, а сама тащится! Видела — папаша Марьяне ухо отрезал, а Валька подсматривала, так, чтобы Марьяна её не видела. Любила смотреть, как он её мучает. — Вот смешно! Он ей глазки выжечь обещал, а почему-то ухо отрезал?! — захихикала Наташа. — Но с одним ухом она смотрится забавно! Надо было на видео заснять. — Она и засняла! А выжег-то он ей — соски, вчистую, под самый корень! И не сразу. Тушил сигареты, и тушил об них, изо дня в день, пока до конца не выжег! — захихикал Игорь. — Вот прикол-то! Надо было ещё и клитор выжечь! — Зато ты — хороша стала. Такая мощная! — О, пойдём к девочкам, кое-что покажу! — Наташа снова попросила Юлю снимать, сделала «мостик», и предложила Игорю встать ей на живот. Игорь весил меньше Светы, и Наташа легко его удержала, а он снова возбудился. — Ой, я сейчас обтрухаюсь! — радостно заскулил Игорь. — А мне можно «конфетку»? — спросила Юля. — Поделюсь! — засмеялась Наташа. — Бери камеру! — Юля принялась делать Игорю минет, Наташа снимала. — Ваий! Что же мне так не везёт! Как бы хотелось с вами остаться! Наташа сделала стойку на руках, развела ноги, Игорь принялся ласкать её «киску», но тут услышал звук калитки и отпрыгнул назад; Наташа свела ноги вместе, прогнулась, и встала на ноги. Пришла Валя; Юля отправилась с ней на кухню готовить еду. Кроме лягушек, по случаю гостей, Юля и Настя пожарили мясо. Пригласив всех за стол, Настя подавала еду так, как подавала отцу — с поклонами; одну порцию отнесла Зине. Желая соблюдать «правила», Валя, Таня и Настя разделись. Валя раздела Марьяну и посадила её на пол. — Марьяна не привыкла сидеть за столом, и не надо её этим портить, — пояснила Валя. Съев свою порцию, Марьяна облизала тарелку, подползла к Вале и поцеловала ей ногу; собрала с пола упавшие частички еды и съела. То же сделала и Настя. — Настя, хоть здесь этим не занимайся! — расстроилась Таня. — Лучше уж я буду еду подавать! — Нет, еду я подаю, — улыбнулась Юля. — А ты, Настя, будешь в огороде работать, на охоту ходить и гулять с подростками. — А пол пусть моет Марьяна. Да и посуду пусть она моет, — сказала Валя. — А жратву пусть Юлька готовит — у неё вкусно получается, — сказала Наташа. — Может, вынесем гравий из карцера — пусть Марьяна там спит. — Нет, не надо — мы же им пользуемся! Может, в баню её поселим; в предбанник? Посмотри, как мы баню разобрали и вымыли! — Посмотрю! Огород вы хорошо обделали, и пни выкорчевали; молодцы! Ладно, лучше мы ей в коридоре коврик постелем. А в бане Таня и Настя поселятся. — Может, Марьяша в карцере будет спать, на гравии, когда там свободно? — предложила Наташа. — Вот — правильно сказала! И, знаешь, Наташенька, не порти её, пусть остаётся, как есть! — Да, согласна! Ленка тоже не хотела портить эту экзотику. А мы не сможем её квартиру продать? — Не можем, пока не станет совершеннолетней. Да я и не хочу продавать. Ты у Игоря прописана, а я — там. Алкаш помрёт, я снова замуж выйду за Игоря, и пропишу его там. Квартира-то хорошая, только ремонт надо сделать — они её так засрали. Будешь там жить, рядом с Ленкой. Я, может, здесь работу найду. А потом мы Марьяну в интернат отправим. — Пока отправим — намучаемся с ней, — беспокоился Игорь. — Нет, с ней нет проблем, она тихая. Наоборот, будет нам прислуживать. — А хуй её знает! Тихая-тихая, а потом — как отмочит что-нибудь; она же — дурочка! — Случиться может всякое! Вот ты поедешь сейчас, и в «КАМАЗ» врежешься, в лобовую! — Типун тебе на язык! — сплюнул Игорь. — Оля, например, такая хорошая была, а теперь — из дома убежала. Кто мог подумать?! — Я бы мог! Замучили, как Марьяну, вот и сбежала. — Ма, да это, как ты говорила — только приключение! Ей полезно голой в лесу пожить. — Да, конечно, если она, действительно, не натворит чего. Ирка ходит и озирается, и ночью вскакивает — всё ей кажется, будто дымом пахнет. — Так ей и надо! — смеялся Игорь. — Может, научить Марьяшу танцевать? Будет экзотичной стриптизёршей. А в ухо надо колечко вставить, будет очень необычно! — предложила Юля. — Лена её пробовала учить, вроде, получается! А колечко — может, нержавейку какую? — Ой, ну куплю я ей колечко — не так уж и дорого, что за ерунда! — сказал Игорь. — Колечко из нержавейки есть, — сказа Наташа, — для удочек, как раз! — Это ей лучше подходит, — согласилась Валя. Попрощавшись с Валей и Наташей, Игорь уехал. Пришли Аня и Ира. Девушки не хотели пропускать охоту из-за приезда Вали и гостей; Наташа решила пригласить и их. Валя, Таня и Настя согласились. Наташа показала колечко, которое собиралась вставить в ухо Марьяне, похвалилась приспособлениями для охоты. Ира и Таня надели купальники; Валя и подростки остались голыми. Валя считала, что она мало отличалась от подростков по взглядам, по интересам и по характеру. — Ты такая же распиздяйка, как и мы! — улыбнулась Наташа. — Спасибо, Наташечка! — засмеялась Валя, и пожала руку дочери; о таком отношении дочери Таня могла пока только мечтать. Придя к реке, начали охоту. Валя получила пневматическую винтовку, которую сама подарила Наташе — Наташа теперь справлялась и пистолетом. Тане и Насте для удобства дали сачок. Марьяна тоже бегала за лягушками с сачком, но поймать не могла; ей дали лопатку, велели копать червей. Юля охотилась с пистолетом и ловила лягушек сачком. Как обычно, пойманных лягушек и рыбёшек девушки ели, уговаривая Валю, Таню и Настю съесть лягушку живьём. Настю уговаривать не пришлось, и ей, жравшей прежде говно, далось это легко. Почти так же легко это сделала Таня, а потом и Валя. Поскольку Ира и девочки остриглись наголо, Валя, Таня и Настя тоже решили остричься. Ира обещала снова устроить поход по лесу, чтобы Валя, Таня и Настя поучаствовали; если бы не Марьяна, подруги могли бы сразу отправиться в лес, и даже заночевать там. Вернувшись с охоты, Валя отправилась с Юлей на кухню перенимать опыт. Настю Таня отстранила от кухни и заняла разборкой вещей. После ужина Юля наголо, с выбриванием, остригла Валю, Таню и Настю, а потом — Марьяну, которая стала смотреться ещё экзотичнее; сфотографировав всех, Юля отправилась к Ире на вторую за день тренировку, не менее жесткую, чем предыдущие. — Настя хотела, чтобы я её пожёстче воспитывала, как ты Наташу в прошлом году. Я думаю, что ей это, действительно, будет полезно, после той жизни, которую она вела. Да и я хочу потрудиться, как крестьянка, после того, как столько лет на стуле сидела. Валя, дай нам какую-нибудь тяжёлую работу. — Девочки в огороде хорошо потрудились, но сорняки там опять выросли. Надо бы их с корнем выкопать. И кое-какие кустарники тоже выкорчевать. Думаю, будете довольны. Валя показала, какие кустарники ей надоели, дала нужные инструменты. Таня и Настя взялись за работу. Дав Марьяне веник, ведро и тряпку, Валя заставила её произвести уборку в доме и на кухне, а сама отправилась гулять по огороду; полюбовалась на похорошевшую дочку, качавшуюся сильно утяжелёнными гантелями, которые Валя едва могла поднять; с большим удовольствием посмотрела на работу Насти и Тани; вернулась в дом, чтобы проконтролировать Марьяну; отвесила ей подзатыльник за то, что она разлила слишком много воды. Закончив отжимать гантели, Наташа опробовала штангу, потом принялась за другие упражнения: делала различные стойки, подтягивалась на каждой руке по отдельности, лазала по канату, несколько раз влезала на дерево. Кое-как, Марьяна справилась с уборкой, вынесла ведро, прополоскала тряпку, сполоснула веник, вытрясла половики, и, когда пол высох, снова их постелила; убрала за Зиной испражнения, подмела возле конуры. Марьяна была довольна новой жизнью и мачехой, которая, хотя и шпыняла её, не мучила так жестоко, как папаша. Постелив в коридоре коврик, Валя сказала Марьяне, что здесь она будет спать. Валя спала на своей постели, Юля осталась в комнатке с Наташей, Таня и Настя спали в бане. Утром Юля совершила пробежку до «городской» части посёлка, купила фотоплёнку и кассеты для видеокамеры, поболтала с парнем, пытавшимся с ней познакомиться, позвонила родителям и знакомым, купила продукты. Прибежав обратно, приготовила всем завтрак, проткнула Марьяне ухо, вставила в него колечко. Приученная папашей, Марьяна не сопротивлялась; колечко на единственном ухе всем понравилось. В условленном месте Юля взяла записку от Оли с просьбой о прощении, передала записку Ире. Ира написала в ответ: «пока рано»; Юля положила ответ на то же место. Настя учила Марьяну танцевать; получалось очень смешно; Юля снимала танец дурёхи на видео. После тренировки все отправились на охоту; Марьяшу «подселили» к Зине и приковали к той же цепи — обернули часть цепи вокруг ноги и повесили замок. Девочки шли голяком. Валя считала, что взрослым тоже одеваться не требуется, и убедила в этом Таню; Ира всё же надела купальник. Ира снова повела подруг по трудному маршруту. Валя достойно прошла весь маршрут вместе с девочками; Тане и Насте он дался тяжело. «Охотники» видели Олины следы, но саму Олю не встретили; Ира надеялась, что девочка сама к ним подойдёт, но специально искать не стала. Заночевав в лесу, «охотники» вернулись к двум часам дня. Покормив Зину и Марьяшу, оставили дурёху сидеть на цепи, а сами занялись огородом. — Я хочу с вами Настю оставить. Мне теперь придётся вместо неё мужу угождать — только на таком условии он нас отпустил. — Я бы угождала так недельки две, — улыбнулась Юля, — для опыта. — Я не возражаю! — засмеялась Таня. — Ма, а ты придумывай прикольные правила, как в том году! — напомнила Наташа. — Вас тут много, сами и придумывайте, а я их соблюдать буду вместе с вами. В том году я сама ничего не испытала, а в этот раз постараюсь себя не обидеть. — Ма, помнишь уговор — без деликатностей! — Помню, — засмеялась Валя, и окатила Наташу водой. — Настя, давай, тоже забудем о деликатности! Мне так надоело твоё раболепие! — Хорошо, маменька! — Вот — опять! — усмехнулась Таня. — Я уже не знаю, что в огороде вам поручить — всё итак в лучшем виде. Хотя, надо забор, дом и баню красить. Хочу соседний участок прикупить — тоже работа будет. Может, Ирке поможете. — Давай, нагружай нас, — улыбнулась Таня. — Да и мне повкалывать хотелось бы, — сказала Юля. Юля приготовила ужин, Настя красиво подала на стол, и так же красиво убрала со стола после ужина. — Ленка не так красиво подавала, — заметила Юля. — Да, а ещё — спорила! Да и танцует Настя лучше. — Завтра сходим в магазин, купим краски, кисти, и начнём красить. А теперь — прошвырнёмся по посёлку, на «пятачок» сходим. Валя надела шорты, бывшие джинсами, и укороченную джинсовую куртку нараспашку на купальник. Таня надела чёрную юбку и такой же лиф; Наташа, Юля и Настя надели купальники. Таня хотела надеть туфли, но, глядя на остальных, обуваться не стала. Стоит отметить, что Настя сдала матери танцевальные одежды и украшения, обувь и тёплую одежду, как это делала Наташа; из всей хорошей одежды у Насти остались только купальники. По совету Наташи, Настя взяла свои кассеты. Прогулявшись по посёлку и наевшись объедками, подруги пришли на «пятачок», где, как обычно, шла «самопальная» дискотека. Вначале Наташа и Юля показали свои способности, затем, дав «ди-джею» кассету с «восточной» музыкой, свои способности показала Настя. Публика пришла в восторг от выступлений Юли и Наташи, но после выступления Насти она была «в отпаде»; после Насти никто не брался танцевать, и она одна развлекала публику до трёх ночи. Марьяна снова переночевала в конуре, остальные — на своих местах. Прогуляв почти до утра, подруги просыпались с полудня. Марьяну отвязали и заставили мыть посуду под присмотром Юли, которая готовила обед. Пообедав и посадив Марьяну на цепь, Валя, Наташа, Юля, Таня и Настя взяли сумки и рюкзаки, и пошли в райцентр, находившийся в соседнем посёлке, где купили еду, краски и кисти. Большой вес покупок был распределён поровну; сумки с узкими ручками достались Насте, которую никто не предупредил об их свойстве. Вернувшись, Валя с «подручными» сразу занялись покраской; работа заняла остаток этого дня и три следующих дня; в пятницу к семи вечера работа была выполнена. Настя работала прилежно и безропотно; Юля — быстро, но аккуратно; Зина роптала больше всех и пыталась отлынивать; Марьяша таскала и подавала ёмкости с краской, кисти и другой инструмент. Валя и «подручные» покрасили основной забор, оградки внутри огорода, дом и баню снаружи, подоконники и рамы дома и бани, скамейки и прочие мелочи. Окончив работу, Юля приготовила хороший ужин из разных блюд, к которому было добавлено сухое вино. После пирушки Валя, Таня и подростки отправились на «пятачок». По случаю более прохладной погоды Таня надела джинсовую куртку и такие же брюки, но обуваться не стала — решила терпеть, как другие; Валя оделась так же, как в прошлый раз; Наташа надела топик и шорты; Юля и Настя пошли в купальниках; Аня и Витя были в своих футболках, шортах и кедах. Юля, Наташа и Настя вновь показали свои способности. Наташа немного потанцевала, а потом показывала акробатику, держала мальчишек на «мостике», брала их на руки. Настя получила от матери свои «восточные» одежды и украшения только для демонстрации танцев. Стоит отметить, что многие парни отдали предпочтение Наташе, а она, споря на деньги, борола их в армрестлинге и в обычной борьбе, пока Настя развлекала своих поклонников. Развлечения снова продолжались до трёх ночи. Валя, Таня и девочки спали до часу дня; работы в этот день не было. Ире тоже надо было покрасить дом и забор, но денег на это у неё не было. Кроме затрат на краску, Валя списала с «подручных» большую часть оплаты за проживание. Аня и Витя не пришли, о чём предупредили ещё на танцах. Пообедав, подруги пошли на охоту; на этот раз и Ира пошла голяком. Подруги меньше занимались лазаньем по грязи и больше охотились, что отразилось на количестве добычи. — Давайте, опять в лесу переночуем, — предложила Наташа. — Отлично! — поддержала Таня. Возвращаться никто не захотел; сытые подруги переночевали в лесу, а утром потренировались, искупались и возобновили охоту. — Наташка, а я тебе хочу подарок сделать — куплю мопед или мотоцикл подержанный, — обещала Валя. — Кстати, научу машины и радиотехнику ремонтировать. — Здорово будет! — обрадовалась Наташа. — Но лучше бы — мотоцикл. — А Насте тоже надо ружьё купить. Надеюсь, ты ещё останешься. — Я бы осталась, если папа позволит. — Я тебе позволю, — сказала Таня, — оставайся с ними, а твой папа обойдётся пока. — Танька, а ты его можешь и в тюрьму отправить, если захочешь, — сказала Юля, когда Наташа далеко отвела и увлекла стрельбой Настю. — А на что я жить потом буду?! Я же без работы осталась! — Хоть намекни, если слишком оборзеет. А о доказательствах заранее позаботься. — Вот я думаю — дуры бабы, которые побои терпят! Что — трудно пьяного придушить, когда он в отключке?! — удивлялась Валя. — Я-то побои не терпела, а сама его била, только всё равно он деньги пропивал, пока не околел, — сказала Ира. — Да, а мой-то не пьёт, а зарабатывает! Куда же я от него денусь?! — Всё равно — собери доказательства, — советовала Юля, — может, пригодятся потом. — А чего собирать-то?! Он же сам мне велит все его игры с Настей камерой снимать! Я тебе и Вале копии дам, на случай чего. Только, как мне самой отмазаться? Да и Настя на его стороне будет — он же для неё «повелитель»! — Дело твоё! Вообще-то, это оценят, как последствие его дурного влияния. А ты сейчас пытаешься спасти девочку — увезла её от деспота. Скажешь, что угрожал. Ведь он же намекал, что станешь без него нищей; что помрёшь с голоду вместе с дочерью? А главное то, что ты первой заявишь! Охота в этот день продолжалась до вечера; «охотники» ели добычу живой, сырой, варёной и в виде шашлыков. — Я бы ещё раз на ночь осталась, — сказала Таня. — И я бы осталась, а кто хочет — может уходить, — сказала Наташа. — Вечер хороший; давайте, останемся, — поддержала Валя. Уходить никто не стал, и все заночевали в лесу. Лишь утром Валя вспомнила, что Зина и Марьяша двое суток сидят на цепи без воды. — Сбегаю, напою их, накормлю, и вернусь, — сказала Валя. Взяв излишки добычи, Валя быстро ушла, а остальные продолжили охоту. Зина страдала от жажды, хотя имела возможность взять ключ, а Марьяша не осмеливалась. — Я бы ещё потерпела, а потом отстегнулась бы! — сказала Зина. — Мы с Марьяшей уже мочу пили. — Ой, Зинка, какая ты волевая! — восхищалась Валя. — За это я тебя сладким чаем напою — три литра дам! Только ты Марьяше не давай — пусть воду пьёт. Сдерживая обещание, Валя заварила в кастрюле хороший чай, там же растворила достаточно сахара, и дала всё это вместе с кружкой Зине, а Марьяше дала ведро с водой. Валя пожарила излишки добычи с четырьмя яйцами, размесила в воде батон хлеба; дав Зине добычу с яйцами, посоветовала есть медленно, порциями, а Марьяше дала хлебное месиво. — Этого вам хватит, даже если я опять заночую в лесу, — сказала Валя. — Зин, может, пойдёшь со мной? — Нет, я буду на цепи сидеть! — Тоже хорошо, — засмеялась Валя, и ушла в лес. Вернувшись к «охотникам», Валя рассказала о том, какую выдержку проявила Зина. Ира вначале завидовала Наташе, потом — Юле, потом — Насте, а теперь и Зине: Оля никогда не была такой, а всегда была хуже этих девочек, и только она думала, будто Оля — особая. Она, конечно, выделялась на фоне местных школьников, но ведь многие местные школьники уже стали алкоголиками или наркоманами, кто-то из них уже в «тюремные» школы перешёл, кто-то вовсе подох от плохой наркоты и от «палёной» водки, а один парень вообще утопился! Давно прошли те дни, когда Ира поучала Валю, как надо воспитывать Наташу — Вале хватило недели, чтобы исправить то, что испортил Игорь. Таня и Настя к этому времени подбили из пневматики первых птиц, а ещё больше добыли лягушек. Насытившись лягушками, «охотники» не стали обедать, отложили птиц, потренировались, отдохнули, потрепались и продолжили охоту. — Что — может, опять в лесу заночуем? — предложила Валя. — «Собакам» я много еды и воды оставила. «Охотники» согласились; на ужин они приготовили птиц, поели, потренировались, помылись в реке. Настя тренировалась в танцах и в растяжке, которая была нужна для тех же танцев. Наташа удерживала Настю на «мостике» примерно пять минут, пока Настя танцевала «восточный» танец, активно двигая телом и лишь «перебирая» ногами почти на одном месте; Наташа и Настя решили показать это на дискотеке. Ира продолжала занятия с Юлей, которая уже делала «шпагат». Вскипятив воду, «охотники» заварили чай, остудили его и напились, посластив взятым Валей сахаром, после чего легли спать. Утро было прохладным и облачным, намечался дождь; после обычных утренних дел, «охотники» продолжили охоту, решив вернуться после шести вечера. Вскоре начался дождь, но охота продолжалась до шести вечера, после чего «охотники» вернулись в посёлок. Это был первый дождь, который Тане и Насте пришлось терпеть. День всё же оставался тёплым, а Таня и Настя за зиму привыкли к холоду, не только потому, что не носили в квартире одежду, но и потому, что принимали холодный душ, выходили зимой на балкон, и, по примеру Лены и Наташи, ходили в магазин зимой в лёгкой одежде. Вернувшись, «охотники» помылись и отдыхали. Юля выпотрошила и заморозила принесённую добычу. Валя дала «собакам» еду и воду; Зина снова получила сладкий чай и хорошую еду. Марьяша осталась с Зиной в конуре, а Настя легла в карцер, испробовать который хотела и Таня. Настя быстро уснула в карцере и проспала там до утра. Утром шёл дождь, более холодный, чем в предыдущий день. Таня, Настя и Наташа, надев купальники, пошли в магазин, чтобы купить еду и пневматическую винтовку; Таня не поскупилась купить дорогую импортную винтовку и оптический прицел. Наташа купила поливитамины с микроэлементами и рекомендованные тренером пищевые добавки. Нести тяжести досталось Насте. Вернувшись из магазина, Наташа показала, как пристреливать прицел, после чего Таня и Настя тренировались, стреляя в банки и в птиц. Юля и Валя тренировались с Ирой. Наташа качалась «железом», которого была лишена в лесу; снова удерживала на «мостике» танцующую Настю, стараясь удержать подольше. По просьбе Тани Юля уступила ей своё место у плиты, и Таня приготовила обед из добычи, к которой добавила специи, покупное мясо, овощи и яйца. — Ма, теперь ты будешь крошки ртом подбирать, а я буду со стола схлёбывать, — засмеялась Наташа. — Молодец, что вспомнила! — засмеялась Валя. — Ма, может, тоже кроликов разведём? — Я уже думала об этом, и, раз ты тоже так хочешь, будем разводить. Значит, надо косить сено, пока трава хорошая и пока помощников много. — Я бы хотела научиться косить, — сказала Юля. — И я бы поучилась, — сказала Наташа. — А я когда-то умела — в детстве в деревне жила, — сказала Таня. После обеда Юля сбегала в условленное место и принесла Ире записку от Оли; Оля писала, что она отправилась жить к одной знакомой, адрес которой раскрывать не стала. Ира, надеявшаяся на то, что, помыкавшись в лесу, Оля присмиреет, расстроилась. Зина сообщила, что, пока «охотники» жили в лесу, один раз приходили Аня и Витя. Зина оставалась в конуре, что-то писала, читала книги, лепила из собственного говна разные фигурки; в результате такого образа жизни постоянно прибавляла в весе. Увидев эти говённые фигурки, Юля вспомнила, что этой мерзости она ещё не пробовала, а попробовать надо было обязательно — ведь она так и не поела ничего такого, от чего не смогла бы удержать рвоту. Взяв у Зины три фигурки, Юля украсила их кремом, положила на блюдечко, позвала Наташу с видеокамерой и Валю, и объявила, что готовится совершить очередной подвиг. — Красиво ты украсила, прямо конфетка! Подожди, я тебе дам ножик и вилку, будет ещё лучше смотреться! — предложила Валя. — Юля, на записи будет неубедительно, что это говно, а не пирожное. — Главное для меня — испытать ощущение! — Правильно! — поддержала Валя. — Если не смогу сожрать, накормите насильно. — Сделаем, — обещала Наташа. Поставив блюдечко на стол, Юля взяла нож и вилку, отрезала кусочек дерьма, положила в рот, и, давясь, проглотила. Валя и Наташа аплодировали и подбадривали. Используя вилку и нож, Юля вкушала это блюдо медленно, по кусочку. Съев одну фигурку, передохнула, и принялась за вторую, размышляя: «смогу в этот раз сдержаться, или меня вырвет?». Юля доела вторую фигурку — не вырвало. Отвращение к этому блюду нарастало, а не уменьшалось, как в случае с лягушками и жуками. Юля принялась за третий кусок, и, когда она его на половину съела, отвращение стало нестерпимым; Юля задержалась, ожидая наступления рвоты, и вдруг омерзение, достигнув своего пика, исчезло. Юля доела остатки третьей фигурки так, как будто это было, действительно, пирожное. Доев, вытерла губы салфеткой, и с облегчением улыбнулась. Валя и Наташа поздравляли Юлю с очередной победой, а Юля взахлёб рассказывала о своих ощущениях и об этой необычной перемене. — Юлька, так ты получила впечатление, или опять — не вышло? — спросила Наташа. — Конечно! Да ещё какое! — Вот — триумф воли! — торжественно произнесла Валя. Юля продолжала сидеть за столом, разговаривала с подругами, и ей даже не пришла мысль чем-то запить дерьмо или прополоскать рот. Вечером дождь продолжался, похолодало ещё сильнее; собравшись в доме Вали, подруги трепались и играли в карты до ночи. В эту ночь в карцер легла Таня. Утро было пасмурным и холодным; дождя не было, но было ясно, что днём он может возобновиться, и что до следующих дней теплее не станет. Тем не менее, никто не отказался от обучения кошению травы; учителями были Ира и Валя. Постоянно практикуясь, Ира косила лучше, чем Валя, которая разучилась, пока жила в городе, однако Валя быстро возвращала навыки. У Юли начало получаться почти сразу, так, будто и она когда-то этим занималась, хотя всю жизнь она прожила в городе и косу в руках никогда не держала. Вале следовало купить две или три новых косы, а имеющуюся косу отбить и наточить. Урок длился до обеда; обед приготовила Таня; Валя подобрала ртом крошки с пола и со стола, а Наташа схлёбывала пролитую на стол жидкость. Юля, Настя и Таня «записались в очередь». — Ма, а теперь ты пойдёшь за косами босой по плохой дороге в такую мерзкую погоду, — напомнив, засмеялась Наташа. — Но и мы так пойдём. — Да, зря я тогда согласилась заменить это икрой и креветками, — усмехнулась Валя. Валя надела телогрейку и шорты, бывшие прежде джинсами; Наташа — прошлогодний «нищенский» халат на большое количество другой одежды и платок; Таня — куртку на свитер и шорты; так же Таня одела Настю. Валя и Наташа делились с гостями воспоминаниями, а гости — впечатлениями от этой дороги. Наташа снова «тащилась», как и Юля; Таня и Валя терпели, а Настя испытывала что-то среднее. — А зайдём в посёлок за «дополнительным питанием»?! — вспомнила Наташа. — Зайдём, — согласилась Валя. Полазав по урнам, поев объедки, подруги пришли на рынок, где Валя отобрала и купила три косы с ручками, неисправную магнитолу с динамиками на 15W, паяльник, канифоль, тестер и радиодетали. Таня купила дочери поношенную телогрейку и кое-какие обноски; Наташа, Юля и Валя тоже отобрали и купили обноски; подруги купили кое-что из еды. — Ма, моя очередь идти налегке, — усмехнулась Наташа. — Ну ты и сука! — засмеялась Валя. — Согласна! Таня, Настя и Юля несли косы и свои покупки, а Валя несла свои и Наташины покупки. Валя и Ира принялись учить насаживать, отбивать и точить косы, а затем до ужина учили косить. Юля решила учиться сама, по своей программе, и к ужину уже неплохо косила — почти как Валя. Половина скошенной травы Валя взяла себе, другая половина досталась Ире. Настя получила место у плиты и приготовила на ужин мясо; кроме того, что блюдо было вкусным, оно ещё было красиво нарезано и изящно подано. — Вот так она и готовит для отца, так ему всё время подаёт! А то — стоит на коленях, и тарелку перед ним держит, а он сидит на диване, смотрит телевизор и жрёт. — Юля тоже всем готовила и подавала, а отца я не буду так часто баловать. — Наконец-то «отцом» назвала, а то — «повелитель»! Тоже мне — господин хуев! После ужина Валя, Наташа, Юля и Настя взялись разбирать купленное барахло. — Ирка говорит, что здесь столько бедных семей, а одеваться стараются получше, на всём экономят ради этого. Представляете, какая глупость: столько трудов, чтобы видимость создать! — удивлялась Валя. — Плебеи! — усмехнулась Наташа. — Я тоже плебейка, и горжусь этим,— заявила Валя, — а они хотят кем-то казаться. — Потому и хотят, что они — плебеи, — спорила Юля, — а ты — нет. — Нет, я — плебейка, и хочу ей быть! — Потому, что ты не плебейка. А они — плебеи, и не хотят ими быть, но будут. — Значит, их надо иначе как-то назвать, назовём «быдлаки», — предложила Наташа. — Этот вариант мне больше нравится, — усмехнулась Валя. — В таком случае, я тоже — плебейка! — заявила Юля. — Мы все — плебеи, а они — быдлаки! — смеялась Валя. — По-моему, мы, скорее — отморозки, — предположила Наташа. — Да, что-то близкое, — согласилась Юля, — нам же насрать на мораль! — А они — моралисты и догматики, — поддержала Валя, — в любом случае — стадо! — А мне по хую, как называться, — засмеялась Наташа. — Точно! — засмеялась Валя. — Но мне хочется зваться плебейкой, а вас бы я назвала босячками и оборванками. — Мне нравится босячкой и оборванкой быть, — засмеялась Наташа. — Всё лето — босые и рваные, и — на подножном корму! Молодцы, девки! — Пусть думают, что мы — совсем нищие! — веселилась Наташа. — А я ещё в том году хотела, чтобы мы вид такой сделали, когда в магазин с тобой ходили. — Наташа, а можно и прикинуться! На самом деле, вполне возможно! — обрадовалась Валя. — Мне давно хотелось! — Ну и говори всем, что — от бедности! Юля, ты нас поддержишь? — А я тут ни с кем не общаюсь из местных. Ладно, поддержу, если спросят. — А я буду всем на жизнь жаловаться! Скажу, что Игорь нас выгнал, без денег оставил. — А я — будто ваша бедная родственница, сирота, — предложила Юля, — думаю, родители мне оплатят этот эксперимент. А вы постарайтесь сами в это поверить — будет убедительнее. — Да и самим было бы интереснее, если бы поверить удалось, — заметила Наташа. — Постараемся поверить, — улыбнулась Валя. — Вот бы тебя в местную школу перевести! — Уй, было бы здорово! Я хотела здесь остаться на зиму, ещё в том году! — Нет проблем! Сказала бы, я бы тебя тогда ещё перевела. — Вот бы и Настю перевести — подальше от этого маньяка! — А мне всё равно где готовиться к институту. Книжки привезу, и всё! А может, снова в десятый класс отправиться? Представлю себя «второгодницей». Диплом есть, теперь можно двоечницей побыть, а то всё отличницей была. — Можно устроить, — сказала Валя. — Вот здорово! — веселилась Наташа. — Такова наша воля, да будет так! — объявила Валя. — Да будет так! — хором поддержали Наташа, Юля, Настя и Таня. — Ой, Ирка позлорадствует! Я её обману, а она и рада будет обмануться! Знаешь, как она мне завидует из-за Игоря! — захихикала Валя. — А потом, когда всё кончится — вот рожа-то у неё скосорылется! — засмеялась Наташа. — Для меня поверить — не проблема! — улыбнулась Юля. — Конечно, ты же — ведьма! — засмеялась Наташа. — А мне тоже надо поверить, что мужа у меня нет, — сказала Таня. — И тебя, Настя, это касается! — Может, Зинка тоже всю зиму в конуре просидит, — предположила Валя. — Здорово было бы, — засмеялась Наташа, — спросим. На следующий день Валя переговорила с Ирой о переводе Наташи, Юли и Насти в местную школу; намекнула, что дела у неё плохи, и злорадная Ирка поверила. Валя позвонила Игорю, который удивился переводу Наташи, а Юля позвонила родителям и сообщила им о новом эксперименте, на который потребуется немного денег; родители обещали ей выслать деньги по почте и пожелали успехов. Юля позвонила отцу Зинки, и рассказала о том, что его дочь захотела сидеть на цепи в собачьей конуре до осени; Зинкин отец попросил подольше удерживать дочь в посёлке, и велел напомнить, что отправит её в дурку, если она вернётся и снова «выкинет фокусы». Он обещал выслать деньги за содержание дочери. Таня позвонила мужу; пообещав вернуться и ублажать, но предупредила, что дочь хочет провести зиму здесь — в Москве-то она почти не учится, а только его обхаживает и танцы разучивает. Муж согласился, при условии, что Таня не будет искать новую работу и станет ласковой домохозяйкой. — Наташка, повторим подвиг Юли? — предложила Валя. — Ты же обещала говно сожрать, а потом — солянку! — Фу, гадость! — поморщилась Наташа. — Надо же хоть раз попробовать! Ну, как хочешь, а я — не уступлю! Валя принесла на тарелке Зинкины фигурные какашки, кружку с мочой, взяла нож и вилку, принялась жрать; Юля снимала видеокамерой, Наташа наблюдала. — Как ощущения, — морщась, спросила Наташа. — Экзотика! — ответила Валя, смакуя дерьмо. — Ой, а я так старалась, чтобы не вырвало! Так противно было вначале, — сообщила Юля. — И мне противно; надеюсь, не вырвет, — спокойно сказала Валя, продолжая кушать каку. — Молодцом держишься, — заметила Наташа. — Стараюсь, — улыбнулась Валя, приступая к третьей какашке. Доев говно, Валя запила его мочой. — Так довольна, что, наконец, попробовала! — Придётся и мне жрать, — сказала Наташа. — Придётся подождать до завтра, пока Зинка снова насрёт, — усмехнулась Валя. — А я тоже могу насрать, — сообщила Юля. — Нет, все же Зинкино говно ели, и я буду Зинкино жрать. — А теперь — булавки! Валя взяла булавку, проткнула губы и язык, застегнула её, второй булавкой проколола половые губы, застегнула, повторив тем самым то, что уже успела сделать каждая девочка. — Ну, теперь ты — «своя в доску», — засмеялась Наташа. — Круто, но вполне терпимо, — сказала Валя, вытащив булавки. — Ходила бы застёгнутой, — смеялась Наташа. — Это ты себе вставь замочек, чтобы не залететь. — Да?! Знаешь такую идею — вставить такие стержни, которые половые губы соединяют, а на концах — шарики, которые их держат. Шарик должен закручиваться и никак не откручиваться, чтобы уже не снять, а только пилить! — Пока работала, могла такое достать, а теперь — негде. Сталь особая нужна — не ржавеющая, и очень прочная, чтобы перекусить нельзя было обычными кусачками. Я знаю несколько марок таких сплавов, и механизм такой придумала бы! Но — достать уже не могу! — Да, можно такой сделать! Знаешь, там кое-кто ещё работает — могу спросить, — сказала Таня. — Наташка, если не передумаешь — сама с Танькой договаривайся, — сказала Валя. — Не хочу пизду давать — рот есть! И рожать не хочу! — Позвоню в следующий раз Михею, — обещала Таня. — Танька, а ты не хочешь накачаться? — спросила Наташа. — Поздно уже. — Мышцы накачать не поздно! Хочешь, потренирую? — Недолго мне здесь осталось — всё равно не успею. — Ма, а ты научись «шпагат» делать и ноги за голову закладывать! — Поучусь, но я хочу хорошо накачаться. После обеда Юля и Валя отправились к Ире. Валя попросила Иру потренировать и её; Ира согласилась. Наташа занималась сама, по своей программе, качалась гантелями, удерживала танцующую Настю. Ира ломала Валю; Валя неплохо терпела. Ира сказала, что Валю восстановит быстро — она не совсем потеряла результаты прежних тренировок, которые прекратила, только когда уехала к Игорю, да и то — не сразу. Ира притворно высказывала сожаление о проблемах сестры, радуясь им в душе; обещала обноски для Вали и для девочек из обменного фонда. — Да ты так легко вытерпела! Для тебя даже мало, — сказала Ира. — Хоть ты старше девочек, но начинаешь-то не с нуля! А подкачалась ты здорово, и по канату влезла! — Я качаюсь с Наткой! Раньше я её муштровала, а потом — она меня учила! — Представляю, какая она будет в двадцать три, если не бросит! Здоровше Светки! Закончив тренировки, Валя принялась учить Наташу и Юлю ремонту магнитофона; о радиоэлементах девочки уже знали, и их задачей было найти неисправные детали после небольшой лекции с помощью тестера и описания неисправности. Искали по очереди и записывали, потом отдавали Вале записи. Юля и Наташа нашли все три погорелых транзистора. — Вот — новые, — сказала Валя. — А ты как узнала? — По описанию неисправности, но купила ещё кое-какие детали, которые тоже могли здесь сгореть. Вот и новый пассик — старый совсем растянулся. Вот — паяльник и канифоль. Заменив транзисторы, Юля и Наташа проверили магнитолу — она работала. У Наташи была слабенькая китайская магнитола, а эта была мощнее той, которую используют на «пятачке», и звучание её было намного лучше. — Разобрались с магнитолой — пойдёмте учиться косить! — позвала Валя. Юля продолжала учиться сама; остальных учила Ира. Теперь кос было больше, а ученицы скашивали больше травы. День был почти холодным, но голые девочки быстро разогрелись от работы. Утром Валя надела рваный халат; Наташа — «мешковинку»; Юля осталась в своём купальнике; Таня и Настя надели телогрейки на халаты; все отправились за объедками. Встречая знакомых, Валя говорила, что испытывает денежные затруднения. Знакомые уже успели об этом услышать. — Быстро Ирка слух распустила, — смеялась Валя, — уже весь посёлок знает! — Наташка, а тебя ждёт какашка! — напомнила Юля. — Зинка, наверняка, насрала уже и фигурки слепила. — Ладно, хоть раз — надо, — согласилась Наташа. Вернувшись к обеду сытыми, взяли у Зины какашки, пообещав больше не брать — Зина хотела засушить свои изделия и покрыть лаком. Валя дала тарелочку, нож с вилкой и стакан Зинкиной мочи. Юля включила камеру, Наташа села за стол, долго мялась, тыча в какашки ножом, отрезала кусочек, и, зажмурившись, сунула его в рот. Начались рвотные позывы, Наташа запила кусочек говна мочой, проглотила, снова давилась. — Вырвет — рвоту жрать будешь! — сказала Валя. Давясь, Наташа съедала кусок за куском, пока не съела все говяшки, допила мочу. — Всё, теперь испытание прошли все! — торжественно объявила Валя. — Я так довольна, что прошла это противное испытание! — радовалась Наташа. — Добро пожаловать в клуб говноедов! — усмехнулась Валя. — Лучше — «клуб отморозков», — предложила Юля. — Сверхчеловеки! — предложила Валя. — Нет — «подруги», — сказала Юля. Наименование всем понравилось, а Юля принялась рассуждать о связи спорта и тоталитаризма. — А Зинка, Настя, Таня и Марьяшка?! — напомнила Наташа. — Мы с Настей жрали говно, — сказала Таня. — Живность вы тоже жрали. Колечки на сосках и клиторе имеются, значит — проколы были. Осталось рот проколоть. — Без проблем! — усмехнулась Таня. — Тащите иглы! Валя принесла булавку; Таня, а затем и Настя очень легко прокололи булавкой губы рта и застегнули её. — Всё, вы теперь — настоящие «подруги»! — поздравила Валя. — Пойдём Зинку говном кормить! — Только, пусть она моё говно жрёт! — сказала Наташа. — Не своё же ей жрать! Я как раз срать хочу! Взяв блюдечко, Наташа посрала. Её говно больше напоминало пюре, и нож не требовался. Подруги подошли к конуре; Юля — с камерой, Наташа — с тарелочкой. — Зинка, будешь говно жрать? — Я уже жрала своё! — Нет, Наташкино сожри! Твоё говно мы все жрали. — Давай! — Зинка взяла тарелочку и принялась жрать говённое пюре ложкой; ела спокойно, как будто это была каша, съела всё, и пошутила: — Можно и добавочки! — Нет больше, а вот мочой запить — надо! — Давай, выпью! — согласилась Зина. Наташа нассала в кружку, Зина выпила. — Поздравляю, Зинка — ты легче всех выдержала это испытание! — сказала Наташа. — А то! — усмехнулась Зина. — А кто — труднее всех? — Я, — призналась Наташа. — Правда, ещё Марьяша не прошла. Может, дашь ещё три какашки для Марьяшки? — Вы насрите, вот и будет три какашки, — сказала Зина. — Точно, так и сделаем! — обрадовалась Юля. — Смешаем всё говно, и накормим. — Ладно, завтра накормим. Настало время кормить Марьяну; её порция была самой большой. — Но это же говно! — удивилась Марьяна. — Да, говно, и ты его сожрёшь! — Не надо, простите меня! — захныкала дурочка. — Жри, а то глаз выколю! Ну, живо! — рявкнула Валя. Рыдая, Марьяна стала жрать говно, но не удержалась, и её вырвало в миску. — Теперь сожрёшь вместе с блевотиной! Продолжая реветь и давиться, Марьяна съела и говно, и свою блевоту. — А теперь отправляйся в карцер! — приказала Валя; Марьяна послушно отправилась в карцер, где Валя её заперла. — Будешь здесь двое суток сидеть! Марьяна снова зарыдала. Так жестоко с ней обращался только папаша; Марьяна подумала, что новая мама скоро станет такой, как её отец, и выколет ей глаз. С обеда и до ужина Ира, Наташа, Валя и её гости косили траву. Ира лишилась учениц и косила себе одна — раньше ей помогала Оля. Валя получила много сена, и отличилась не она сама, а Юля, которой оставалось соревноваться только с Ирой. Следующий день был тёплым и сухим; подруги с утра отправились в посёлок, наелись там объедков, зашли на почту. Валя получила денежный перевод от отца Зины, а Юля — от своих родителей. Наташа продала отремонтированную магнитолу и купила взамен более мощную магнитолу с колонками «S-90». Аппаратура была тяжёлой; Наташа и Юля несли колонки, а Ира — саму магнитолу. Эту магнитолу Наташа хотела оставить себе после ремонта. Юля и Наташа вновь определили неисправные детали, составили список, но ремонт отложили, чтобы отдохнуть, а потом — покосить траву. Поработав три часа с косами, девушки заменили неисправные детали, послушали магнитолу на полной громкости, отдохнули, поужинали, потренировались. Тренируясь с Ирой, Валя, наконец, села на «шпагат» и заложила ноги за голову. Вечером девушки крутили магнитолу и танцевали. Алкаш умирал в своей квартире; он ничего не ел уже четвёртую неделю, истощал так, что был похож на узника Бухенвальда, и уже несколько дней не мог встать на ноги или как-то доползти, чтобы попить воды, и, когда к нему возвращалось сознание, мучимый жаждой, пил водку, которая стояла в ящиках на полу возле него. Алкаш допил последнюю бутылку, потерял сознание, а когда очнулся, водки больше не было, а встать, чтобы напиться водой, шумевшей в трубах, когда кран открывали соседи, он, как ни пытался, не мог. Снова пришла Смерть; Алкаш не смог ей ничего сказать пересохшим ртом, а Смерть, раздевшись, устроила для него красивый танец, потом любовалась на него, гладила, сидя рядом; Алкаш снова потерял сознание и вскоре умер. Насладившись зрелищем умирания Алкаша, дождавшись момента его смерти, Лена ушла в свою квартиру. Для безопасности, Лена не должна была давать сообщение Вале о смерти Алкаша — Валя должна была получить его «естественным» образом, после того, как труп будет как-то найден. Теперь оставалось ожидать появления трупного запаха — тогда догадаются проверить, взломают дверь. Никто не знал, что она бывала в его квартире — Лена была очень осторожной. Несмотря на всю осторожность, было безопаснее вообще не ввязываться в это дело, ведь она не оказывала Вале какую-то услугу — Валя обошлась бы и без неё, и даже не просила, но Лене было интересно наблюдать это зрелище; танцуя для умирающего, лаская его, Лена испытывала прекраснейшие чувства, а когда он умер, Лена обсосала его член. Через неделю после смерти Алкаша к нему пришёл приятель; он долго звонил и стучал в дверь, чем привлёк внимание соседей, и те вспомнили, что давно не видели Алкаша, а, подойдя к двери, почувствовали запах и вызвали милицию. Подозрений об убийстве не возникло, следов посмертного минета не заметили. Утром Валя получила телеграмму о смерти мужа и, оставив девочек, отправилась в Москву. Таня уехала вместе с ней по своим делам. Юля приготовила девушкам завтрак, после которого они тренировались, облились из шланга и четыре часа косили траву. Юля и Настя приняли предложение Наташи не мыть посуду. Юля приготовила обед, оставила еду и воду Зине и Марьяше, а после обеда девушки с Ирой пошли на охоту, намереваясь ночевать в лесу. День был тёплый; все пошли голяком. — Будем по лесу лазать, или охотиться? — спросила Ира. — Сегодня мы наелись, и можем полазать, а завтра придётся охотиться, — сказала Наташа. — Хорошо. Кстати, я с того первого похода ещё не обувалась — тоже буду всё лето обходиться. Девки, представьте: я всю жизнь здесь жила, а такого «подвига» не совершала! Прошлым летом я Олю уговаривала, но она не захотела. Взяв только приспособления для охоты, кастрюльку для добычи, ещё одну — для кипячения воды, топорик, фонарь и фотоаппарат, «охотники» пошли в лес. Стараясь, Ира выбирала более трудные маршруты, а девочки согласились удалиться на семь километров от дома, то есть, примерно на шесть с половиной километров вглубь леса, где имелись более сложные места — больше грязи и воды, круче горки, глубже ямы, больше крапивы. Маршрут был намного труднее; добравшись до другого ручья, девушки кое-как помылись в нём, поскольку он был мелким. Здесь же легли ночевать, постелив ветки и укрывшись ветками; уснули почти мгновенно. Проснувшись, девушки потренировались и занялись охотой. — Мы можем зайти ещё дальше. От посёлка, конечно, далеко, зато там до другого посёлка пять километров, — предложила Ира, когда «охотники» насытились добычей и имели ещё убитых птиц. — Пошли! — согласилась Наташа. Маршрут был ещё труднее — большая его часть шла по сплошной грязи. Подумав, что этого может быть мало, Ира затащила девушек в обширные заросли крапивы. Хотя теперь девушки больше лазали, чем охотились, в низине они наловили много лягушек, которыми наелись. — Так, до большого посёлка — два километра, а мы — голые. Думаю, нам не стоит туда ходить. Переночуем здесь, завтра вернёмся немного назад — в ту низину, наедимся там, и пойдём к своему посёлку, только немного правее — там маршрут интересный. — Ну, блядь, сталкер! — смеялась Юля. — Давайте, подойдём поближе к посёлку — к самому краю леса! — предложила Наташа. — Рискнём! — заинтересовалась Юля. — Будем маскироваться, если кто будет близко, — сказала Наташа. Девушки пошли по хорошо протоптанной дорожке к посёлку, прислушиваясь к звукам. Услышав где-то впереди голоса, быстро спрятались в кустах, и, дождавшись, когда три старухи с корзинками пройдут, вернулись на дорожку. — Зря мы спрятались от старух! Слышали же, что голоса старушечьи, — сказала Наташа. — Да интересно ведь! — возразила Юля. — Можем и не прятаться, лишь бы на ментов не нарваться. Девушки больше никого не встретили, и вышли к краю посёлка. — Смотрите — колонка! Наберём воду?! — предложила Наташа. — Ой, я хочу пойти! — просилась Юля. — Пойдём вместе! — предложила Наташа. — И я! — вызвалась Настя. — Идите, развратницы, а я вас здесь подстрахую, — развеселилась Ира. — Девки, идём так, будто мы полностью одеты! — сказала Наташа. Девушки спокойно вышли к колонке, набрали воду, и так же спокойно вернулись в лес. Их, конечно, заметили прохожие, но связываться с кем-либо посторонним в эти годы было «не модно», а часто — очень опасно. — Наташка, спасибо за прикол! — радовалась Юля. — Оцени — чистая вода у нас! — улыбнулась Наташа. Имея чистую воду, девушки не захотели ждать костра и выпили половину кастрюльки. — Смотрите — палатка на отшибе! — показала Наташа. — Деньги есть у кого? — Нет, мы же ничего не взяли! — ответила Юля. — Точно, ничего! — подтвердила Ира. — Жаль, а то я бы обнаглела, и купила бы там «Колу». Я спрошу — вдруг даром дадут?! — Не дадут — так приколемся! Наташа, Юля и Настя подошли к палатке и с важным видом попросили бутылочку «в долг»; молодой продавец от счастья разинул рот и подарил три бутылки лимонада и шоколадку; поблагодарив его, довольные девушки вернулись в лес с «трофеем». — Помнишь, недавно художники прошли по Новому Арбату голяком, так менты не знали, можно штрафовать или нельзя, — напомнила Юля. — Да, было дело! А народу вообще по хую всё было. Юля, Наташа и Настя разделили и съели шоколадку, попили лимонад, и вместе с Ирой направились вглубь леса, где и заночевали. Проснувшись, направились в «богатую» низину, наелись там, и пошли за Ирой. Теперь им пришлось влезть по каменистому склону горки, пройти триста метров по хорошей сухой почве и снова спуститься в большую грязь, которую они преодолели лишь к шести часам вечера. Они вышли к хорошему месту у глубокого ручья, помылись и уснули на более крупных камнях, чем были в карцере под половиком, хотя ночь ещё не наступила. Проснулись девушки в пять утра; вскипятив воду и напившись, они продолжили свой путь к следующей «богатой низине», где досыта наелись лягушками. — А теперь мы пойдём к знакомым нам местам, и днём можем быть дома, — сказала Ира. — Спасибо, Ира! С меня уже достаточно, — улыбнулась Юля. — Да и я устала, — сказала Наташа. — Знали бы, как я устала, — усмехнулась Ира. — Но ещё придётся пару раз влезть и спуститься, и через крапиву пробраться — самый короткий маршрут! Как и обещала Ира, девушки вернулись домой к двум часам дня; они были сыты и совершенно измотаны. Помывшись тёплой водой с мылом, они отдыхали до ужина. Юля приготовила ужин, после которого девушки продолжили отдых, быстро перешедший в сон; они проспали до восьми часов утра. Позавтракав, взялись за косы, и косили траву четыре часа, после чего потренировались, пообедали и пошли в магазины за продуктами и за «боеприпасами» для пневматики. Вспомнив о крысоловках, Наташа осмотрела их, вытащила двух протухших мышей и заставила Марьяшу их сожрать; дурёха снова плакала и давилась, но мышей сожрала. Наташа и Настя занялись своими тренировками, а Юля пошла к Ире. После тренировок Юля и Наташа снова взялись за косы, и косили до ужина, а Настя занималась огородом. Поужинав, девушки надели купальники, и пошли гулять; наевшись объедков, к ночи пришли на «пятачок», где Наташа и Настя показали собственные выступления и «совместный номер», вызвавший восторг. Девушки рассказали Ане и Вите о нескольких трёхдневных походах, по причине которых их нельзя было найти. У Ани была новая стрижка — на выбритой голове ото лба до шеи тянулась полоска волос шириной в пять сантиметров и длиной менее сантиметра. Эти волосы были тщательно выровнены; Аня призналась, что съездила в Тверь, и отдала за стрижку сто баксов, которые заработала, делая богатенькому парню минеты. Прогуляв до половины четвёртого утра, «подруги» вернулись в дом и уснули; проснулись после полудня. Пока Настя готовила обед, Юля и Наташа успели покосить траву, и продолжали это занятие после обеда ещё три часа, а затем тренировались, отдыхали и трепались с Ирой. Поужинав, девушки снова пошли на «пятачок», где снова провели половину ночи, а затем спали до полудня. Немного покосив траву и пообедав, девушки отправлялись с Ирой на охоту. На этот раз они решили, что охота будет простой; позвали Аню и Вику. — Давайте, доберёмся до «богатой низины» — там самая лучшая охота, — предложила Ира. — Ладно, Ирка! — усмехнулась Наташа, — всё же выманила туда! — Но ведь это не так далеко, как мы в прошлый раз ходили, да и дорогу я покороче выберу. К шести вечера там будем! — Только я деньги возьму — может, всё же доберёмся до того посёлка, а я долг отдать обещала, — засмеялась Наташа. — О, давайте вернём долг! — обрадовалась Юля. — Кстати, обувь не берите, потому, что она не понадобится — мокро там. Но, думаю, не пожалеете. А ещё лучше — идите голяком, как мы, — предложила Наташа. — Ладно, попробую, — согласилась Аня. — Конечно, — сказала Вика. Ира провела девушек к «богатой низине» быстро, как и обещала. В этой низине девушки наелись. — Ирка, может, здесь же и уснём, в грязи? — предложила Наташа. — Я «за»! — поддержала Юля. — Я тоже! — поддержала Настя. — Я тоже легла бы, — сказала Вика. — Аня, нам с тобой остаётся только согласиться, — усмехнулась Ира. Выбрав в грязи такое место, чтобы совсем в неё не провалиться, девушки легли спать, и отмечали перед сном, что спать здесь очень мягко. Проснувшись, девушки обнаружили на себе некоторое количество пиявок. Кроме пиявок, кровь попили комары. Зато, и еда была рядом; девушки быстро позавтракали и продолжили движение. Ира завела всех в каменистый овраг, по которому пришлось идти около километра; прошлогодняя гравиевая дорога в сравнении с ним казалась бы травой. Забравшись на каменистую горку, девушки близко подошли к краю того посёлка. — Ирка, надо подождать, когда народа будет меньше. Тогда были уже потёмки, а теперь — утро! — сказала Наташа. — Наташка, не ссы — так даже интереснее! — веселилась Юля. — И хорошо бы того же парня там найти! — улыбнулась Наташа. — Девки, пойдёте с нами? — Ладно, раз вы идёте, — согласилась Вика, а за ней — и Аня. — Только мы идём так, будто мы все в хорошей одежде, — предупредила Юля. — Не забудьте воду в колонке набрать, — напомнила Ира, и дала девушкам кастрюлю. Как и в прошлый раз, девушки набрали воду и с серьёзным видом подошли к палатке; на их радость в ней сидел тот же паренёк. — А мы пришли долг отдать, — сказали девушки, и оплатили прошлую покупку. — Ой, девочки, да мне бы к вам сейчас пойти, только босс меня удавит потом, — лепетал продавец. — Долг мы тебе отдали, а теперь хотим купить три большие бутылки «Пепси» и десять пирожков, — невозмутимо сказала Юля. — Пожалуйста, берите! — продавец взял деньги, сунул их в ширинку, затем кое-как вытащил и переложил в карман, а девушкам дал то, что они просили, и сдачу. Девушки вернулись в лес, где от души посмеялись. — Он нам дал сдачу с пятидесяти тысяч, а не с пяти, — хохотала Юля. Девушки разделили «лишние» деньги. Хотя Ира не ходила к палатке, она получила пирожок и немного «Пепси» за поддержку; остальные пирожки съели девушки. — Ирка, пойдём обратно через овраг, а потом — самым коротким путём, — предложила Наташа. — Хорошо! Только, этот самый короткий путь — хуже длинного. — Ну и ладно! — согласилась Юля. Пройдя километр по оврагу, девушки влезли на высокий и крутой каменистый склон, затем удобно шли по лесу, и снова поднимались на подобный склон, после чего спустились в глубокий овраг, и, пройдя около километра, спустились в грязную яму. Выбравшись из ямы, девушки с большим трудом поднялись по скользкому глинистому откосу, и, пройдя немного, вышли к реке там, где к ней подходят дома их посёлка. — Вот! А можно было пройти на полкилометра больше, но не попасть в овраги и в ту яму, а пройти по хорошему редкому лесу. Но вы просили самую короткую дорогу! — Ирка, отличный овраги! Камни там — прелесть! — сказала Наташа — Да, мне тоже клёво было, — сказала Юля. — Зато мне — очень хуёво! — пожаловалась Аня. — Жутко небось — всё лето так ходить, — удивилась Вика. — Я попробую, правда, осталось уже мало от лета. — Желающих я на каменоломню отведу. Там ещё работы ведутся, но она большая, и многие места уже отработаны. Но я тут едва вытерпела, мне тоже хуёво пришлось. — А мне бы ещё хотелось по посёлкам пройтись, вдоль шоссе до Твери, — сказала Юля. — Пойдём, поприкалываемся, только лучше подождать, когда мать и Таня вернутся. Придя домой, девушки тщательно помылись, поужинали, отдыхали и быстро уснули; проснулись в шесть утра, и отдыхали до восьми часов. Встав, потренировались, облились из шланга. Юля и Наташа покосили траву, а Настя пожарила кусочки карбонада со специями. Позавтракав, девушки ещё немного покосили траву. Юля пошла к Ире на тренировку; Наташа и Настя тренировались сами. После тренировки девушки занялись огородом, где неизменно пробивались сорняки. Перед обедом приехали Валя и Таня на грузовике с водителем и Игорь на своей машине. — Наташенька, боженьки, ты всё крепчаешь! — удивился Игорь. — А ты говорил «мужичка», «жилистая», — напомнила Наташа. — Поумнел я, — признал Игорь. — Ага, со Шкуркой пожил, и поумнел! Шкурка теперь упражнения со штангой показывает. Поняла, Наташенька, в чём дело?! — усмехнулась Валя. — А, понятно — она ему мозги вправила. — Игорь, признавайся, почему Шкурка изменилась? — потребовала Валя. — Ну, я в редакции ту политику вёл, а она озвучивала; в конце концов, ей это не понравилось, и она ушла в другую редакцию. — Так это ты всем лапшу вешал?! — Каюсь, Наташенька! Больше не буду! Игорь и водитель грузовика любовались, как Валя, Таня и Наташа разгружали машину; Наташа не стала одеваться ради водителя, и была голой, а Валя — в купальнике. Из машины вытащили два подержанных мотоцикла, мотоциклетную коляску, два новых велосипеда, сварочный аппарат, разные инструменты и другие полезные в хозяйстве вещи. Отпустив грузовик, Игорь торжественно вручил Наташе медаль «Заслуженная Босячка России». — Вот — твой мотоцикл, — сказала Валя. — А что он такой раздолбанный!? — спросила Наташа. — Это — чтобы ты в моторе копалась, — усмехнулась Валя. — Это она настояла на подержанном, а я бы тебе новый мотоцикл купил, навороченный! — Вот и пусть сама наворачивает — таким умельцем станет, что получше их наворотит! — Ладно, покопаюсь в моторе, тоже интересно, — согласилась Наташа. — А я тебе подскажу. А вот и книжки про мотоциклы и моторы, как их чинить, — сказала Валя. — Мне со своим драндулетом тоже наверняка придётся повозиться. И ещё — книжки по радиотехнике. А когда научишься, может, Папик купит и дорогой, импортный. — Куплю, девочка! — А к этому где детали брать? — Да здесь, на рынке! Есть даже моторы, и мотоциклы эти можно было бы здесь купить, даже дешевле. — Тогда, ладно. — Смотри, тут много, что тебе осваивать! — Валя показала сварочный аппарат, дрель и другие инструменты. Игорь остался на ночь, спал с Валей; утром проклинал её дощатую кровать, жаловался на боль в спине и неудобства. Валя и Наташа снова его «пожалели», и он уехал в Москву. — Ну, Наточка, что сперва опробуем — мотоциклы или велосипеды? — Велосипеды. Мой мотоцикл-то не работает. — А был бы он хороший, хрен бы ты на велосипед села, и в моторе копаться не пришлось бы! Наташа и Валя отрегулировали сидения и рули велосипедов, и проехались по улице. — Хорошие велики, дорогие, — оценила Наташа. — Дороже мотоциклов обошлись. Можно поехать в Тверь на велосипедах. — А мы пешком идти хотели! Мы на три дня в лес ходим, по таким дорогам! — Наташа коротко рассказала о том, как они ходили в другой посёлок, про продавца. — Схожу с вами, но одно другому не мешает. Мотоцикл чини, вон — канистра с топливом. — Ухмыльнувшись, сказала Валя. — Только гаишники без прав штрафанут. — Вот гады! — Ой, да они в любом случае штрафанут, — усмехнулась Юля. — Да, есть такие, мимо которых не проехать, — подтвердил Игорь. — А дашь на лапу — будет недорого, да они сами и предлагают. Наташа взяла книжки, стала изучать, глядя то в книгу, то на мотоцикл. Залила немного топлива; подумав и покрутив, через десять минут поняла, в чём дело, перевернула «хреновину», попыталась завести, и мотор завёлся. — Быстро разобралась! — услышав мотор, подбежала Валя. — Ты пакость подстроила?! — Ну, головоломка маленькая, — хихикала Валя. — Он, конечно, работает, но мог бы работать и лучше, если прочистить и отрегулировать. А ты быстро додумалась! — Я же физику люблю, а это — обычная физика. — Вот это посмотри, подумай, подрегулируй, — показывала Валя. — Ну, я, в общем-то, понимаю, — сказала Наташа. Покрутив мотоцикл в течение часа, Наташа добилась более ровного звука; Валя занималась своим мотоциклом, не менее расстроенным, чем мотоцикл Наташи. Выведя мотоциклы на улицу, стали учиться управлять ими; вскоре освоили, и принялись их испытывать. — Да хорошо они тянут. Ещё надо и расход топлива проверить, и скорость, — сказала Валя. — Ладно, хоть ездят, — сказала Наташа. — Потом тебе этого мало будет, — пообещала Валя. — Если здесь есть недорогие мопеды, я тоже куплю, — сказала Юля. — Жила бы я здесь, и я бы купила, — сказала Таня. — Если это недорого, я Насте куплю. Тоже неисправный, чтобы училась. — Да можно на рынок сходить, там же купить, отрегулировать, и вернуться на нём, — сказала Валя. — Ты-то — тоже специалистка хорошая! — Валя, а можно я твой мотоцикл попробую починить? — спросила Юля. — Попробуй, — согласилась Валя. Юля так же быстро нашла неисправность, завела мотоцикл, стала регулировать, обкатывать. — Моторчик слабенький — не то, что на кольцевых гонках, — заметила Юля. — Так то — для кольца! А в ралли — такие же моторы, — сказала Таня, — а те, пятисоткубовые, взлетали бы на кочках. На хуя тебе надо за триста гнать?! А вы обе так быстро разобрались! — Ещё коляску к мотоциклу приделайте, — попросила Валя, — уж очень она нужна. А я вам покажу, как моторы разбирать. Пока Валя и Таня беседовали, а Настя готовила обед, Юля и Наташа прицепили к мотоциклу Вали коляску. Проверив, Валя была довольна. Настя красиво подала на стол обед, и, сев за стол, пообедала с остальными. — Ну, пойдёмте на каменоломню, — предложила Ира. — Можем и поехать, — усмехнулась Валя. — Я, конечно, попробую там пройти, но не обещаю. — Я тоже ничего не гарантирую, — усмехнулась Ира. — Вика придти должна, хочет в «подруги» вступить; лягушку уже сожрала. Через пятнадцать минут пришли Вика. — Значит, тебе ещё какашки съесть и булавками застегнуться? — уточнила Валя. — Да, вроде. — Сейчас с булавками решим. Натка, тащи камеру! Наташа принесла камеру, Валя — две булавки, показала, куда вставлять. Вика приготовилась, Наташа включила камеру. Нацелившись, Вика резко проколола половые губу, поморщилась, застегнула булавку, то же сделала с губами и языком. Подержав Вику «застёгнутой» три минуты, разрешили расстегнуться и вытащить булавки. — Осталось говнецо; по правилам — чужое, а его пока нет. Ну, поздравляем со вторым испытанием! Ты, девка, явно, своя! Вика собиралась с девушками на каменоломню; Валя хотела использовать мотоциклы, а у Вики был мопед, за которым она пошла, и вскоре на нём приехала. — Значит, Вика — на своём; я везу Таню и Настю; Наташа — Юлю. — А я как-нибудь в другой раз, — захихикала Ира. Девушки были новичками и ехали аккуратно, но и до каменоломни было недалеко. — Вы погуляйте там, а я мотоциклы постерегу, — слукавила Валя. — А если долго ждать придётся? — усмехнулась Наташа. — Посплю здесь. Спустившись в каменоломню, девушки почувствовали настоящие острые камни. Юле и Наташе снова было кайфово, Вике и Насте — терпимо, а Тане — терпимо с трудом. Девушки прошли её всю — от начала и до того края, где шли работы. Мужики по мосткам катили тележки с камнями к месту погрузки; наблюдая забавы девушек, их прораб был удивлён. — А чего у вас баб нет? — весело спросила Наташа. — Такие тележки бабам катать? — тупо удивился прораб. — Хош, попробую?! — Да совсем не вкатишь! — А если вкачу? — Бутылка твоя! — На хуй мне бутылка?! Сто баксов! Наташа показала сто баксов, предлагая спор; желая легко выиграть, прораб согласился. — Деньги — на кон! — улыбнулась Юля. Созвав подчинённых, прораб набрал нужную сумму в рублях. — Начнём! — сказала Наташа. Прораб поручил дать ей тележку в том месте, откуда её катят рабочие. — А ты ещё время засеки — полезно будет! — сказала Наташа, и быстро докатила тележку до нужного места. — Ни хуя, бля! Вот это да! — Вика, теперь ты вкати! Интересно — кто из нас быстрее! А ты, прораб, засекай! Вике дали такую же тележку, с таким же грузом; Вика вкатила тележку быстро, но чуть медленнее Наташи. — Девок берите на работу! — назидательно сказала Наташа, и взяла деньги. — Хочешь назад получить — снимай ботинки и догоняй! — Что я — мудак, чтобы так калечиться, — усмехнулся прораб. — А мы — не ишаки, чтобы с тележками так бегать, — сказал угрюмый рабочий. — Помолчи! Наберу баб, а вас всех уволю, а тебя — первым. — И на твоё место бабу поставят! — огрызнулся рабочий. — Девки, давайте с вами побегаем, — предложила Наташа, и побежала с подругами в ту часть карьера, где их ждала Валя. Победила Наташа, за ней — Юля; остальные девушки сразу отстали. Девушки полазали по карьеру, пока Вике и Тане не надоело. Вернувшись к Вале, девушки рассказали прикол. — Мужики только бахвалятся, — сказала Валя. — Ма, а ты-то побегаешь по карьеру? — Побегала бы, но мотоциклы сторожить ведь надо, а то угонят! — А у нас с Наташкой сегодня драка должна быть, — напомнила Вика. — Какая драка? — удивились Валя, Юля и Настя. — А мы в том году ещё дрались до первой крови, и решили потом снова подраться. — Ну, крутые! — усмехнулась Валя. — Я согласна, — ответила Наташа. — Пойдём на охоту — там и подерётесь. А я камеру возьму. Сев на мотоциклеты, девушки вернулись. Валя взяла камеру; подруги позвали Иру, и отправились на охоту. Пока охотились — купались и тренировались. Вика и Наташа устроили драку; на этот раз победила Вика, хотя Наташа била её чаще, что подтвердила Ира. — Через две недели опять подерёмся, и я тебе накостыляю, — бахвалилась Наташа. Отдохнув после драки, девочки принялись бороться с Ирой и Валей. Наташа уложила Иру, что пока было редкостью, а Вика — Валю. Затем девочки поменялись местами, и Наташа уложила Валю, а Ира — Вику. Ира взялась бороться с Валей и уложила её. Эта тренировка всем понравилась; закончив борьбу, подруги развеселились. — Ирка, я тебя потом всё равно уложу! Мне и раньше это удавалось! — похвалялась Валя. — Ты старше меня была, а я тебя лупила! — Ну, тренируйся, — смеялась Ира. — А в армрестлинге — я сильнее! — Да, ты здоровая, но с приёмами у тебя плоховато! И Вики это касается. — Вот бы сейчас мужичка какого-нибудь отмудохать! — Валя, посадят ведь! — усмехнулась Ира. — Грабить не будем, а за драку — фигня! Скажем, что сам надрался. — Ма, ну ты хулиганка! — засмеялась Наташа. Отдохнув, искупались и снова занялись охотой. К вечеру набрали много добычи, насытились, и отправились по домам. Утром Настя взялась готовить, Таня отправилась в огород, а Валя, Юля и Наташа косили траву. Таня согласилась, чтобы Настя готовила и подавала на стол по очереди с Юлей — Юле это тоже нравилось. Таня теперь жаловалась на свою горькую долю — ей придётся заменять Настю и ублажать мужа. — Таня, ну ты представь, что вы развелись! Мы же говорили! — напомнила Юля. — А потом я приехала, и он мне всё напомнил. — Таня, иди на каменоломню работать! Видела, какие там хиляки и выпивохи работают! — сказала Наташа. — Да я же специалист хороший, как и Валя! Вот в автосервисе я бы могла работать, только там всё схвачено! — А у этих баранов тоже машины дребезжат. — А им платить нечем. Взяв мотоцикл с коляской и посадив в неё Юлю, Наташа поехала за Викой, а вместе с ней — на каменоломню. Девочки сразу поехали к мужикам — они хотели просто потренироваться. — Прораб, мы потренироваться хотим, а вам — помощь будет! Только мотоцикл покараульте, чтобы не угнали. — Хотите — катайте, а мотоциклы никуда не денутся. Вика и Наташа взялись катать тачки; Юля прогуливалась по камням, старалась бегать и прыгать. Девушки высвободили четырёх мужиков, которые были рады побездельничать. Тренировка заняла четыре часа; девушки попрощались с работягами и уехали. Пообедав, девушки продолжили обкатывать мотоциклы; съездили в посёлок, подкрепились там, как обычно, и вернулись домой, обсуждая, что и где ещё подтянуть. Мотоцикл Наташи «много жрал»; можно было оставить, как есть, но Наташа хотела его отрегулировать. Валя и Таня не спешили давать девочкам советы. Отложив мотоциклы, занялись огородом. В этом году начало лета не было упущено: девочки насажали много разных овощей, посадили несколько новых яблонь и слив, и всё это теперь требовало ухода. В ближайшие дни Валя собиралась купить кроликов, а потом — кур. К ужину Наташа приготовила оставшуюся часть добычи, после ужина взялась перегонять записи с камеры на магнитофон. Вечером тренировались и купались. Утром Настя готовила завтрак, а остальные косили траву. После завтрака пришла Вика. — Я уже потренировалась говно жрать. — Сейчас, у меня уже есть! Валя и Наташа надели свои «ордена», Валя вынесла три какашки на блюдечке, с ножом и вилкой; Наташа приготовила камеру. Вика невозмутимо начала есть какашки: отрезала ножом кусочек, брала его вилкой и отправляла в рот. Доев какашки, запила мочой. — Молодец! Отлично! — хвалила Валя. — Ты принята в «подруги»! Тебя бы ещё остричь наголо — в босячки! — Я согласна, как вы. — Наташка, тащи ножницы, машинку и бритву! Юля обрила Вику так же, как прежде брила других девушек. — Девки, а помогите мне — у меня мопед «пердит», — пожаловалась Вика. — Девочки — даю урок! — объявила Валя. — Пердёж Наташа и сама должна устранить, но я покажу разборку мотора! Валя при Наташе, Юле и Вике перебрала мотор, оказавшийся вполне хорошим, а пердёж Наташа устранила самостоятельно и без подсказок, для чего ей пришлось немного подумать. Вика получила настроенный мопед, и раскошелилась, заплатив Вале и Наташе. Юля тоже заплатила Вале за урок, как того требовали «правила». — Наташка, отвези нас на авторынок, — попросили Юля и Таня. — Я там даже не была! Пусть ма отвезёт. — Я отвезу их, а ты садись на свой мотоцикл и езжай за мной — тебе там надо побывать. Валя повезла Таню и Юлю, а Наташа поехала за ними. Приехав на рынок, Таня отобрала мопед для Насти; Валя и Таня помогли с выбором Юле, а Наташа купила мотор на 350 см3 и коляску. — Потом приедем — купим тебе «разрешённый» мопед, — сказала Валя, — а пока пригодится вторая коляска, да и ездить с ней надёжнее. Купленные мопеды были осмотрены и отремонтированы; нужные детали продавались на этом же рынке. Юля и Таня возвращались на купленных мопедах. Отложив установку мощного мотора, Наташа приделала к своему мотоциклу коляску, а Таня сама отремонтировала и отрегулировала мопед для Насти, которая не проявляла никакого интереса к его ремонту. Настя приготовила обед. После обеда Наташа, Валя, Вика, Таня, Настя и Юля поехали на карьер; Юле, Тане и Насте надо было просто полазать там, а Валя, Вика и Наташа хотели тренироваться — катать тачки. — Покажи девочкам, как с отбойным молотком работать, — сказала Валя прорабу. — Махмуд, покажи им, — скомандовал прораб. Речь Махмуда, состоящая из арабских и матерных слов, была трудна для понимания. — Ладно, от тебя никакого толка! — не вытерпела Валя. Взяв отбойный молоток, Валя начала быстро отбивать камни, поясняя девочкам. Подсобный рабочий наваливал, а Наташа и Вика откатывали тачки. Такой производительной работы прораб никогда не видел. Затем Валя поменялась местами с Наташей, а потом — Наташа с Викой. — У тебя бульдозер барахлит. Если заплатите — мы починим, — сказала Валя. — Хуй то мне дадут денег на ремонт, пока он не сломается. Сев на мотоциклеты, дамы покинули каменоломню. К этому времени Настя приготовила ужин; «подруги» поужинали и поехали кататься на мотоциклетах. Ира тоже купила бы мотоцикл с коляской или хотя бы мопед, но у неё не было денег. Закончив катания, «подруги» предложили Ире пройти «ритуал». — Запросто! Лягушек я жрала; осталось булавки и говяшки. Без проблем! — Сейчас и устроим, — пообещала Валя. Ира легко вытерпела «застёгивание», чуть хуже — поедание какашек, но Наташе эта часть ритуала когда-то далась труднее всех — хуже было только у Марьяны. — Теперь девочки будут считать тебя подругой, обращаться на «ты» или звать Иркой, или дадут кличку, а ты можешь считать себя шпаной, — пояснила Валя. — Так и прежде было, — усмехнулась Ира. Утром приехала Лена; с ней была молодая девушка. Уехав на «копейке», Лена приехала на поезде: «копейка» сдохла. На девушке был простенький неновый сарафан, а в руках она держала небольшую драную сумку. Войдя в дом Вали, Лена и эта девушка разделись догола — сарафан был надет на купальник. — Надя, «ивановка» и натуристка, услышала, стала проситься, — пояснила Лена. — Шлёпанцы в поезде выкинула в окно. — Лишь бы не вегетарианка, — засмеялась Валя. — Нет, я слышала про ваши блюда, — улыбнулась Надя, — согласна их вкушать. Всё равно пока нет ни работы, ни учёбы, ни дома, ни нормальной еды. Взяла свои документы, отправилась в Москву, в институт поступать, без особой надежды, и, конечно, провалилась, а домой возвращаться неохота — там фигня такая, пьянки постоянно; я там жить не хочу. — Документы взяла, значит — порядок. — У неё денег почти нет, — пояснила Лена. — Будешь помогать — живи и ешь бесплатно. Я решила кроликов и кур разводить, мне помощники нужны. — Хорошо бы. Уж на всё готова, даже танцевала в клубе на стёклах один месяц, но и клуб закрыли, а в другие и не сунешься: таких, как я, везде полно. — Здесь будут тебе еда, и работа, а пьющих здесь вообще нет, — пообещала Валя. Валя познакомила Надю с «подругами». — Зинка всё ещё на цепи сидит! — развеселилась Лена. — Да, всё лето буду сидеть! — весело ответила Зина. — Книжки интересные читаю, а ты, Валя, дала бы мне магнитолу — я бы радио послушала и кассеты. — Дам, Зиночка! За тебя заплачено на всё лето! Книжки у тебя серьёзные — значит, умная ты! — Я же и не была дурой, а только хулиганила. Зря, конечно! — Может, и надо было тебе иметь такой период. Не всегда же паинькой быть! — Это уж точно, — согласилась Таня. — Танька, давай клетки сколотим для кроликов! И девочки пусть помогают и учатся. Валя отобрала подходящие палки из тех, которые прежде лежали в бане, на чердаке и в сарае; приволокла куски сетки, гвозди, скобы, инструменты. К работе подключились только что приехавшие Лена и Надя. За два часа было изготовлено четыре просторные клетки, чего было достаточно на первое время. Сколотив клетки, девушки принялись косить траву, а Настя готовила обед; после обеда Лена и Надя устанавливали клетки, а Валя, Наташа, Юля и Таня поехали на мотоциклетах на рынок, где купили прямоугольные проволочные корзины с закрывающимися крышками, книги по кролиководству и кроликов; кроликов посадили в корзины, которые положили в коляски мотоциклов. Пока рабочий день на каменоломне не закончился, Наташа, Вика, Юля и Лена поехали на каменоломню, где катали тачки и практиковались с отбойными молотками. Лену заинтересовала эта работа, и она обсуждала с прорабом возможность наняться. Прораб уже видел её способности, и рекомендовал её своему начальнику. Девушки вернулись с карьера, а Лена оформляла договор. Настя приготовила ужин, красиво подала. — Вот теперь Ленка посмотрит, как надо подавать! — ехидничала Юля. — И на танцы пусть полюбуется! — добавила Наташа. Вскоре вернулась подписавшая договор Лена, и успела увидеть, как Настя убирает со стола посуду. Чуть позже Лена посмотрела на танцы Насти. — Девки, это же не современно! Так уже никто не танцует, даже в Индии и в Иране, и никто так не прислуживает за столом! — сказала Лена. — Кстати, Лена, будем «ритуал» проводить с Надей? — спросила Валя. — Ты тут главная, вот и решай! — Давай, примем в «подруги», — предложила Валя, — и пострижём в «босячки». — У меня кое-что уже отросло, и я бы хотела это удалить бритвой, — сказала Наташа. — Давай! Я тоже пока лысой останусь. — Да, надо всех опять выбрить начисто, — согласилась Валя. — Надеюсь, Надя, действительно, «ивановка», и будет круглый од босой, — сказала Лена. — А что тут невозможного?! И никакой религии не надо — всё очень естественно. — А она не верующая «ивановка». — Ну и молодец! Ещё бы не была ленивой — было бы замечательно! — Ленка, раз ты работать там будешь, тебе мопед понадобится! Езжай с Таней на рынок, купи дерьмо, а потом отремонтируй, или поручи это нам! — Мне бы машину нормальную купить, да денег нет. — Купи старьё, и отремонтируй. — Нет, старьё у меня уже было! Я хочу «Мерседес», и он у меня будет! Надя поселилась в бане у Вали вместе с Таней и Настей, а Лена — у Иры. Ира была рада Лене, обещавшей платить за проживание. Утром «подруги» вместе с Надей голяком отправились охотиться на речку. Во время охоты снова боролись. То, что «подруг» покинули Аня и Витя, а присоединилась Вика, всех радовало. Юля и Надя в борьбе не участвовали; Юля учила Надю охотиться. Когда подруги закончили свои состязания, Юля предложила Наде пройти «первое испытание» — съесть свою первую добычу живьём. Надя, решившая пройти все части «ритуала», согласилась, и, с большим трудом, давясь, сожрала лягушку. — Боюсь, какашки будет трудно жрать, а булавки я вытерплю — уже делала. — Пока ещё никто не «прокололся», все через это прошли, — подбадривала Наташа. Настя, пользуясь импортной длинноствольной винтовкой с оптическим прицелом, подстрелила четырёх чаек и двух ворон, не считая лягушек, которых ела, пока не насытилась, и только потом стала собирать в пакет. Наташа пользовалась такой же винтовкой, подстрелила трёх чаек, двух ворон и около десятка мелких птиц, на которых Насте пока было трудно охотиться; с чайками Насте просто повезло. Надя съела ещё двух живых лягушек; хотя она ловила лягушек сачком, это было всё, что ей удалось поймать в первый день охоты. Девушки не стали оставаться в лесу или на берегу, и к ужину вернулись в посёлок. Поужинав у себя дома, Вика приехала на своём мопеде; подруги отправились «за добавкой». Ира села на велосипед; Наташа и Валя дали свои велосипеды Лене и Наде; сами сели на мотоциклы. Надя жрала объедки вместе с остальными, и сказала, что ей не раз приходилось это делать по нужде, вызванной отсутствием денег. Когда подруги наелись и вернулись, Надя с лёгкостью прошла испытание булавками — по её словам, и это ей уже приходилось делать, за плату. Испытание с какашками ей, действительно, далось с огромным трудом. Надя остриглась в «босячки». С утра Настя занималась завтраком и домом; Юля учила Надю косить траву; Таня, Валя и Наташа косили траву для кроликов. Арендовав у Вали велосипед, Лена уехала на работу в каменоломню. Бедная Ира в одиночку косила траву, ухаживала за кроликами, работала в огороде, занималась домом и готовила еду. После завтрака Таня, Валя и Наташа поехали на мотоцикле Вали покупать мопеды для Лены и для Наташи. Лена не спешила изучать его устройство, и ремонт поручила произвести Вале и Тане, хотя им двоим нечего было делать с одним мопедом. Наташа на мотоцикле не могла появиться на шоссе, и потому был нужен мопед. Имея запасной мощный мотор, Наташа намеревалась переставить его на мотоцикл, а на мопед поставить мотор от мотоцикла. Наташа выбрала себе нестарый и недешёвый импортный мопед, и решила, что перестановки мотора не потребуется, что было надёжнее, ведь любой гаишник мог понять, что у мопеда не тот мотор. Некоторую неисправность мопеда Наташа устранила на месте, и вернулась на нём, а Таня вернулась на будущем мопеде Лены. Валя и Таня быстро исправили будущий мопед Лены и договорились указать Лене, будто они заменили множество деталей и произвели большую работу. Нарушение обещаний запрещалось «правилами», как и воровство, но такие обманы не запрещались. Пообедав и дождавшись Вику, Валя, Наташа и Юля поехали на каменоломню, где посмотрели на труд Лены, сами покатали тачки, поупражнялись с отбойным молотком, что повысило показатели бригады, полазали по каменоломне до окончания работ, и вместе с Леной вернулись в посёлок. — Ой, девки, круто так там работать! И платят, кстати, не мало. Жаль, что зимой работы прекратятся, и, говорят, уже совсем закроют карьер. Поэтому сейчас мы без выходных работаем. А босс там прикольный! — Ирка, узнай, где тут работу можно найти! Мне работа нужна, и Наде нужна. — Меня саму вот-вот сократят! Рабинович говорит, что не нужна школьникам физкультура, раз они не ходят на неё. Я так старалась привлечь детей, и ничего не выходит! Вика и ещё три девочки — вот и все мои ученики! Вика, конечно, лучшая! Тоже «железом» качается! Вот уволят меня — и куда я пойду со своим дипломом?! Здесь вообще работы нет! Каменоломня — и та закрывается! А какой колхоз здесь был! — Да, большой был, только как-то развалился быстро. Не иначе — помогли. А я теперь о тракторе думаю. — Уж этого добра поломанного навалом! Можешь купить почти как мопед. — Конечно, куплю. Валя и Юля отправились к Ире на тренировку; Лена и Надя наблюдали совместную тренировку Наташи и Насти. «Профессионалки» критиковали стиль Насти — стиль классический, но, по их мнению, совершенно никому не интересный. Разбив бутылки, Надя показала танец на стёклах. Сев на мотоциклеты, девушки поехали на «пятачок», где показали свои способности. Надя с танцем на стёклах начисто «забила» Наташу, Настю и Лену. — Мы им много дали, чрезмерно! — рассуждала Лена. — Ну да! Всё сразу — и на стёклах, и стриптиз, и «Восток», и акробатика. Им бы по капельке давать! — соглашалась Юля. — А они нас не любят, — сказала Наташа. — Девки завидуют! Взять хотя бы эту Аню. — Подумаешь! Быдлаки всегда завидуют, и будут завидовать! — сказала Лена. Девушки вернулись в дом к четырём утра, и проспали до часу дня, кроме Лены, уехавшей утром на работу. Валя не считала нужным будить гостей даже для помощи себе. Проснувшись и пообедав, девушки косили траву. До ужина тренировались, отдыхали, а потом катались на мотоциклетах. Наташа переставила мощный мотор на мотоцикл, а «легальный» мопед оставила в нормальном состоянии. Ночью девушки и Валя снова развлекались на «пятачке». В понедельник с утра Валя общалась с администрацией; договорилась о приобретении соседнего участка, и о том, что она отремонтирует три единицы неисправной муниципальной техники, за что получит один трактор и сможет купить любые подвески из числа имеющихся. Поздно проснувшиеся девушки потренировались, пообедали и косили траву. Закончив косьбу и позвав Вику, Юля, Наташа и Таня поехали на каменоломню, где состязались с Леной в скорости откатки тачек. Девушки уже долбили камень лучше «штатного молотобойца». В бригаде появилась ещё одна женщина, лучше всех управлявшая бульдозером. О делах этой каменоломни и о работе на ней Лены подробно описано в главе «Каменный Босс». Дождавшись конца работы, «подруги» вернулись, а Лена осталась в бытовке с начальником — Придётся нам прекратить претворяться нищими, — сказала Валя. — Да, эта игра уже не интересна, — сказала Наташа, — и так можно жить по-нищенски. — Ладно, Натка, возьми деньги, садись на зверский мотоцикл, и купи мяса. — Будет исполнено, госпожа плебейка! Наташа взяла деньги, надела купальник, завела мотоцикл и уехала в магазин. С новым мотором мотоцикл оборзел, но для поездок по посёлку такой мощности не требовалось. — А мне так нравится, что ты себя плебейкой гордо называешь, — сказала Юля. — Мне тоже нравится себя так называть, — улыбнулась Валя. — Вообще, не плохое название, — согласилась Юля, — что-то в этом есть. — Конечно, — улыбнулась Валя. — А ты? — Ведьма, ведьмочка, или «Юла», «Юся». — Всегда получается «Ведьма»! — Да, — загадочно улыбнулась Юля. — А Наташке — Натка, Ната. — Она плебейка, босячка, самая настоящая оборванка. Натка — голая пятка. — И это тоже хорошо, — улыбалась Юля. — А я ещё и Прошмандовка. — Конечно, приятно звучит, — мечтательно сказала Валя. — А меня можно называть Найда, — сказала Надя, — как найденную собачонку, мне так нравится, у меня и фамилия — Найдёнова, может, имя поменяю, буду «Найда Найдёнова». — Мне нравится твоё предложение, будем тебя Найдой звать, — нежно улыбнулась Юля. Приехала Наташа с тремя килограммами мяса, отдала матери сдачу, Насте — мясо. — Настя, пожарь половину, — сказала Валя. — Натка — голая пятка, как твой мотоцикл? — Нормально, резвый такой. — Можешь отрегулировать, скорость уменьшить, для безопасности. — Да я и так осторожно катаюсь. — Гнать-то он сильно может, а можно переделать, как некоторые, чтобы ещё сильнее гнал. — Здесь гонять негде, а по дорогам мне нельзя. С утра Юля принялась косить траву для кроликов, Наташа занялась упражнениями с тяжестями. Валя съездила в магазин; купила продукты и «тампексы»; вернувшись, отдала покупки Насте, дала кроликам воду, сунула им пучок травы. — Я им комбикорм купила, но пока пусть траву жрут, — сказала Валя. Из купленных продуктов и оставшейся добычи Настя приготовила завтрак; Найде, не давшей своей доли денег на покупку продуктов, пришлось жрать жареных лягушек, которых ей дали только потому, что она охотилась и работала в огороде. Пока остановлюсь здесь; следующий текст нуждается в серьёзных исправлениях или даже в полной замене. 14.06.2006 08:37 ПЕДАГОГИКА. ДРУГАЯ ВЕРСИЯ. В последнее время Игорь и Валя много ссорились, и эти ссоры часто касались вопроса воспитания Наташи. Игорь был отчимом Наташи, но баловал её так, как не балуют и родные отцы, а Вале это не нравилось — она считала, что Игорь портит её дочь, может быть, даже умышленно. Обнаружив, что дочь стала воровать семейные деньги, Валя получила лучший аргумент в споре с Игорем. — Мы, по твоей милости, покупали ей дорогую одежду, кормили одними деликатесами, давали деньги, от домашней работы освободили... И что получили? Воровку! Девке тринадцать лет, а она одета как царица какая-то! — А что — она должна в рванье ходить, как эти ваши коммунары? — А почему бы и нет?! Мы — коммунары, быдло, а она, значит, должна быть воровкой и воровать у родителей?! Всё ведь было, чего ещё ей требовалось? Ты даже ей колечки купил для сисек и пизды. — Это — модно и красиво, что в этом плохого? — Но она их даже не вставила — боли испугалась! А причёски, туфли, косметика! А в школу почти не ходит, только на постели валяется да по кабакам шляется. — Не по кабакам, а по ночным клубам. Девочка мечтательная, у неё тонкая натура. — Тонкая натура, а нахамить — запросто! Тонкая натура — значит, можно воровать?! А не жалко, если в тюрьму сядет — со всей своей тонкой натурой?! — Ну что ты! Она же тихая, женственная. Какая из неё преступница?! — Не преступница, так наркоманка. Женственная? Да она просто избалована и распущенна донельзя! Матерится хуже пьяного грузчика, да ещё и на мать! Меня ни во что не ставит — я для неё грязь, деревенщина, а теперь до воровства докатилась — туфли за триста баксов ей понадобились! — Ты сама виновата! Она же так их просила! А ты запретила мне их покупать! А если бы я их купил, ей бы не пришлось воровать! — Вот это — позиция! Так что — мы ей должны теперь всё покупать, что она пожелает, а иначе она воровать будет?! Всё! Я сама займусь её воспитанием, а ты не встревай! — Ладно, только меня в это не вмешивай! Уеду после завтра в командировку на пять дней, а до тех пор подожди — пусть выходные пройдут нормально. И, ради Бога, не говори ты ей пока ничего — сделай вид, что ничего не знаешь. — Как что — ты в кусты! Ладно, уматывай — без тебя мне проще будет. Этот разговор состоялся днём в субботу 19 декабря 1992 года, когда Наташа гуляла с подружками. Наташа вернулась в десять вечера; Валя и Игорь, как договорились, не стали ничего говорить Наташе ни в этот день, ни в следующий. Валя размышляла над тем, что она скажет Наташе, и как её накажет. Валя представила порку: она гоняется по квартире за Наташей с ремнём, а Наташа кидается посудой, стульями и разными другими предметами; такой вариант Валю не устраивал, но и другие варианты наказания требовали поимки. Отобрать и спрятать вещи не удастся — Наташа их найдёт и возьмёт. Вале хотелось бы выбросить все её вещи, но вещи были слишком дорогими, а, главное — все они были куплены на деньги Игоря, и Валя не могла ими так распорядиться. Лишение Наташи вещей, как и многие другие воспитательные меры, Валя отложила на лето. Не найдя подходящего варианта наказания, Валя решила действовать по обстановке. В понедельник Валя приготовила всем завтрак, после которого Игорь готовился к поездке в командировку, Валя собиралась на работу, а Наташа — в школу. Наташа аккуратно подкрасилась, уложила волосы, и, надев дорогой короткий чёрный лиф, узкие и чуть укороченные чёрные кожаные брюки, кожаную куртку нараспашку и купленные на ворованные деньги трёхсотдолларовые босоножки, взяв сумку со школьными принадлежностями, ушла в школу; Валя проводила её, как обычно, а через десять минут уехала на работу. Вскоре за Игорем приехала служебная машина, и он поехал в аэропорт. Приехав в НИИ, работавший на оборону, а потому — почти простаивающий, Валя занялась своей обычной работой инженера, изредка подумывая о том, как поступить с Наташей. Когда Валя вернулась с работы, Наташи не было; Валя подумала, что Игорь мог предупредить свою любимицу, и Наташа могла остаться ночевать у подруг. Игорь не проговорился, и ничего не подозревающая Наташа пришла в девять вечера; она была одета точно так же, как утром, когда ушла в школу. Не выбрав наказания, Валя сделала вид, что всё в порядке; как обычно, спросила о делах. Наташа сняла куртку, начала переодеваться. — Наташа, а тебе не холодно в этих босоножках? Они же совсем открытые, а ты даже без колготок. — Да нет, не холодно. Сейчас же оттепель, снега нет и асфальт сухой. — Это хорошо! Молодец — нараспашку ходишь, с голым животом, и не мёрзнешь. — А я только иногда куртку расстегиваю, и животик показываю, — усмехнулась Наташа. — Правильно, так и надо, раз живот красивый, — улыбнулась Валя. Наташа вымыла руки, что делала всегда, приходя с улицы, переобулась в мохнатые тапочки, переоделась в дорогой халат, а Валя взяла злосчастную босоножку в руки и стала рассматривать. — Каблук небольшой, подошва тонюсенькая, три узеньких ремешка сверху. Тапочки лучше греют, — усмехнулась Валя. — И что же в них такого особенного, что они триста долларов стоят? — Кожа, качество, знаменитая фирма. Тебе всё равно не понять! — Куда уж мне — деревенщине, — усмехнулась Валя. Поужинав, Наташа пошла в свою комнату, включила «Реквием» Верди и отдыхала, а Валя разрабатывала план. На следующее утро Валя как обычно приготовила завтрак, Наташа умылась, поела, подкрасилась, уложила волосы, побрызгалась лаком, надела то же, что в предыдущий день. — Наташа, если эти туфли никак не греют, может, можно и без них? — Как это?! Босиком, что ли? — Ну да! Сама говоришь — оттепель, снега нет, асфальт сухой. — Ты чё, обалдела?! — Да нет, я мыслю вполне рационально. Они же всё равно не греют. В школе, конечно, наденешь, а до школы — так пройдись. Близко же! — Ты чё — серьёзно, или прикалываешься?! — Очень даже серьёзно, но и прикол получится отменный. — Во, бля, прикол — в школу босиком пойти в декабре! Ни хуя себе! — Конечно — круто будет, — улыбнулась Валя, — я даже на видео сниму. — А чё, я рискну! — И правильно сделаешь. А заодно проверишь — греют ли они вообще. Валя взяла видеокамеру и шлёпанцы Наташи; Наташа пошла в школу босиком, а Валя снимала Наташу со всех сторон всю дорогу — около десяти минут. Сняв Наташу на ступеньках входа в школу, Валя отдала ей босоножки. — Молодец, девка! Видишь — все в восторге от тебя. Не думаю, что шлёпанцами за тысячу баксов они бы так же восторгались. А как тебе понравился прикол? — Здорово ты придумала, прикольно! — Продолжение следует! А мне пора на работу — я итак уже немного опоздала. Наташа вошла в школу и там обулась, а довольная Валя поехала на работу. Валя пришла с работы чуть раньше Наташи, которая снова гуляла с подругами до восьми вечера. Валя думала о том, стоит ли говорить Наташе, что это было наказание. — Значит, прикол тебе понравился? — улыбнулась Валя. — Понравился, круто было! Я сказала всем, что это — для видео. Валя была довольна проведённой операцией, и очень довольна была Наташей, которая в результате стала чуть теплее к ней относиться и заметила, что у матери имеется юмор и выдумка на приколы. Наташа продолжала ходить в своих босоножках, пока не закончилась оттепель. Из командировки вернулся Игорь; Валя ничего ему рассказывать не стала, и убедила молчать о деньгах. Прошла зима; когда снег на дорогах растаял, Наташа снова стала носить эти босоножки. Она вела себя так же, как обычно; периодически она устраивала скандалы по самым разным поводам, требовала купить себе разные вещи, но о воровстве и о таком скрытом наказании мать ей не говорила — исправлять эти недостатки Валя хотела на даче, во время своего отпуска. Декабрьский прикол Вале понравился; она попыталась уговорить Наташу повторить его хотя бы там, где Наташу никто не знает, но Наташа, ссылалась на отсутствие желания и отказалась. Наташе хотелось, чтобы это произошло в виде произвола матери, а не с её согласия, и она добилась своего — во время одной из ссор Валя решила так её наказать. Особенно Валю прикололо то, что Наташа в этот момент была одета в очень простую футболку и в маленькие белые трусики. — Ты — сволочь! Сейчас же мороз! Дай хоть что-нибудь надеть! — Не хуя тебе надевать! Довела меня, сука такая, вот и получишь по заслугам! — Штаны хоть дай надеть! Дай поприличнее что-нибудь. — Будешь спорить — и футболку отберу, а то и без трусов выведу! — Блядь ты сраная! Падла вонючая! — вопила Наташа. — Чтоб ты сдохла, курвятина! — Замолчи! — зло сказала Валя, взяла Наташу за руку и повела к двери. Наташа добилась своего, а ситуация была противоположна декабрьской — если тогда Валя наказание выдала за прикол, то теперь Наташа устроила прикол, в котором матери отводилась роль злодейки, а ей — мученицы. Как Наташа в декабре не поняла, что её наказывали, так теперь Валя не поняла, что Наташа так развлекается — игра Наташи её убедила. Наташа умеренно сопротивлялась, а больше — ругалась. Выйдя за порог квартиры, Наташа прекратила крики, но сохранила недовольное лицо, умеренное сопротивление руки и частое шумное дыхание. Немного поупрямившись перед дверью подъезда, Наташа вышла на улицу так, будто вышла прогуляться; ей было забавно. Асфальт был чист от снега и подморожен; по краям дороги возвышались немного потемневшие сугробы; дул слабенький ветерок, а температура воздуха была около –3°. Валя довела Наташу до ближайшего магазина, заставила встать в очередь в винный отдел и купить бутылку водки; сама же стояла в сторонке, как незнакомый человек, и любовалась. Наташа сделала выражение лица очень печальным, и на чей-то вопрос ответила, что мать-алкоголичка отправила её в этом виде за водкой — практически выгнала. Покупатели выражали сочувствие бедной девочке, осуждали её мать и предлагали таким матерям вырывать матку. Валя предпочла выйти из магазина; Наташа ей подыграла — не стала выдавать, и добежала до двери подъезда с бутылкой. — Правильно они говорили про таких, как ты! — кричала Наташа, вернувшись в квартиру, — матку тебе надо вырвать! В следующий раз я пальцем на тебя покажу! Валя испугалась, а Наташа изображала, будто она сильно замёрзла; ей хотелось хохотать, и она замаскировала неудержимый смех под плачь, в который Валя поверила. — Прости, доченька! Я погорячилась! Больше так не сделаю! Спасибо, милая, что не выдала! От этих слов Наташе стало ещё смешнее, но Вале казалось, что девочка сильнее разрыдалась. От смеха у Наташи болел живот и сводило челюсти, а остановиться она никак не могла, поскольку каждое новое слово Вали смешило её всё сильнее. Видя, что все её слова лишь сильнее расстраивают девочку, Валя погладила её по головке и удалилась. Вале пришлось «вытащить козыря» и сказать о воровстве; учитывая свою вину, сделала она это очень мягко. Когда приступ смеха отступил, Наташа думала о том, стоит ли ей «заболеть». Чтобы заболеть, ей требовалось остаться с градусником «наедине» на время, достаточное для того, чтобы надавать ему щелбанов по верхнему концу. Подумав, решила не болеть. Этот прикол Наташа потом рассказала в своём «тайном кругу»; подружки вдоволь посмеялись. Наташа получила возможность обвинять мать в зверской жестокости. Валя перестала использовать такой метод наказания, хотя он ей очень нравился. Приближалось лето; намерение Вали поехать в отпуск на дачу с Наташей лишь укреплялось. Хотя скандалов не стало меньше, отношения между Валей и Наташей были хорошими. Валя не скрывала, что на даче Наташу ждут кое-какие трудности, и была уверена в том, что её саму там ждут большая нервотрёпка. Воспользовавшись выходными днями, на дачу семейство отправилось 28 мая. Доставив Валю и Наташу в посёлок на своей машине, Игорь сразу уехал в Москву.